«Один день» - и жизнь поменялась!

В России с XVIII века литераторы становятся властителями дум в просвещённой части общества. Первым произведением, его всколыхнувшим, был «Недоросль» Фонвизина. Затем были «Путешествие из Петербурга в Москву» Радищева, «Горе от ума» Грибоедова, романы Достоевского и Льва Толстого, пророческие стихи Блока. Но в начале 60-х годов прошлого века резонанс от сравнительно небольшого произведения оказался заметно большим, чем все предшествующие.
Цена одного голоса
Советские вожди, словно предчувствуя крах своего режима, регулярно уничтожали различные свидетельства своей деятельности - документы, фото- и киноматериалы. Для историков, изучающих период конца 1917 - середины 1953 года, поле исследований удручающе мало. Иногда исследователи говорят, что приходят на выжженную землю. А определённый массив информации остаётся до сих пор закрытым. Во время перестройки родственникам репрессированных разрешили, было, знакомиться с делами погибших родных и близких, но сейчас, сказывают, снова доступа к ним нет. А сколько пропало свидетельств, высказанных устно, но не положенных ни на бумагу, ни на магнитную ленту! Мало кому удалось их запечатлеть в «самиздате» и «тамиздате». Поэтому масштабы зверств над нашим народом, над генофондом страны до сих пор размыты и дают почву для спекулятивных измышлений о «преувеличении».
Но даже единственное свидетельство оказалось способным в одночасье обрушить лживый сусальный образ строя, где мы жили и питались либо официальным бодрячеством, льющимся с газетных страниц, кинолент и телеэкранов, либо изустными рассказами очевидцев, содержание которых часто разительно отличалось от официальной информации. Ведь как представала перед «массами» наша страна усилиями агитпропа? Стрелами башенных кранов, врубовыми комбайнами в забоях, бескрайней ширью колхозных полей, рядами станков в цехах, бодрыми маршами физкультурников. И все -трудящиеся, пионеры, пенсионеры - улыбаются в объектив. Боже упаси показать промёрзлый барак, полуразвалившуюся ферму со скормленной соломой на крыше, ржавеющий брошенный на берегу сейнер! И уж подавно нельзя было не то что снимать - близко подойти к лагерному пункту: стрелки могли с вышки послать пулю без предупреждения.
Наша страна жила двойной жизнью - официальной и реальной. В оправдание поборники сгинувшего режима говорят: надо было людям дать веру в будущее, поэтому напирали на позитив. Но известно, что можно многих обманывать короткое время, немногих - долгое время, но долго обманывать очень многих нельзя. Это, как раз, в корне подрывает любую веру. А накопление
фальши даёт эффект недоверия её заказчикам и исполнителям. И этого не избежать.
Оздоровить общество, напичканное фальшью, можно только правдой. Только она даст рецепт, как вновь не допустить массовых зверств, злоупотреблений и как по-настоящему развиваться государству и обществу. Нравственные люди это понимали всегда. И у них была тяга высказать эту правду, не дать заливать сладкой отравой мнимого благополучия людское сознание. Таким был Александр Исаевич Солженицын. Доверивший другу критический комментарий в письме, он был обвинён в «контрреволюционной пропаганде» по печально известной 58-й статье. И послан на стройки. Знают ли люди, что дома, фасады которых полукругом красуются перед едущими и идущими по Ленинскому проспекту в центр Москвы мимо бывшей Калужской заставы и Нескучного сада, что к их возведению приложил свои рабочие руки заключённый 121-го лагпункта Солженицын?
А потом был Казахстан, шахтёрский Эки-бастуз. Тяжкий труд за пайку. Чудесное излечение от онкологического заболевания. И мысли, мысли, мысли… Главное
- не должно пропасть увиденное и пережитое! Не стереться в памяти с годами. Стать частью исторического наследия, которое все должны знать и помнить. Масштабы людского горя, страданий, издевательств и жуткого равнодушия к людским судьбам - без этого наша жизнь не полна и преступно искажена. Мученики режима не заслужили забвения. Забыть их
- это предать их.
В конце 1950 года складывается план дать зарисовку, выхваченную часть лагерной жизни. Хотя бы за день. Как капля крови может дать картину заболевания, так и описанный день лагерной жизни может ярко отразить ту жизнь, которую тщательно и трусливо скрывали.
Как удалось вынести из лагеря листочки, плотно исписанные мельчайшим почерком - наброски, описания фактов и разговоров - сродни чуду. Мало того - нескольким посчастливилось даже свои лагерные номера захватить на «волю», а потом с ними сняться.
Вот отменили вечную ссылку. Солженицын поселился и стал работать в Рязани, где за полтора месяца написал задуманное. По объёму вышло что-то среднее: не то длинный рассказ, не то короткая повесть. Творение до конца 1961
года шлифовалось, доводилось до той степени, когда прямых обвинений режиму как бы нет, но вывод по прочтению напрашивался сам собой. Только такой вариант имел шанс на публикацию. И XXII съезд КПСС такой шанс обозначил. Но как передать рукопись и куда?
В советской интеллигенции авторитетом совестливого человека пользовался главный редактор журнала «Новый мир» А.Т.Твардовский. Если нести туда, то всё равно надо добиться, чтобы текст получил лично «главный». Сослуживец Солженицына по «шарашке», поэт Лев Копелев, знал, через кого это сделать, и Твардовский получил рукопись. Произведение было прочитано залпом. Оно захватило известного писателя. Он
увидел, что появляется возможность сказать людям правду, которая была для нашего классика высшей ценностью. Но Твардовский прекрасно знал наши порядки. Он выбрал тех литературных «генералов», которые были очень в чести, но одновременно не были ориентированы на обслуживание партийных интересов - Корнея Чуковского, Константина Паустовского, Илью Эренбурга и других. Они выразили восхищение рассказом Солженицына, но высказали пожелание заменить название «Щ-854» (номер на бушлате заключённого) нейтральным, не вызывающим настороженности цензоров.
Заручившись такой поддержкой, Александр Трифонович поставил
произведение в план журнала. А его уже успели перепечатать на машинке, и, как когда-то «Горе от ума», оно пошло «гулять» в списках. Догматически настроенные члены Союза писателей СССР натопорщились. Тогда Твардовский рискнул обратиться к Хрущёву. Тот довольно быстро одолел рассказ и одобрил его. Так что ровно 50 лет назад произведение «Один день Ивана Денисовича», после которого наша духовная жизнь претерпела явные изменения, вышло в свет большим тиражом.
И общество всколыхнулось! Реакция была полярная: от «Наконец-то проявили смелость и сказали правду!» до «Куда смотрит КГБ?». В редакцию «Нового мира» хлынул поток писем - восхищённых, возмущённых, с воспоминаниями о лагерной жизни и о переживаниях за тех, кто был стёрт в «лагерную пыль». В ноябре 1962 года страна была уже другой, чем месяц до этого. Рассказ от лица простого человека, тянувшего лагерную лямку, оказался более громким, чем многие выступления с трибун партийного съезда. Уровень доверия в народе к такому слову неизмеримо выше.
Не стал советским
лауреатом, но стал
«литературным
власовцем»
Дискуссия в советской печати по выходу в свет «Одного дня…» была жар-кой. Советские «толстые» журналы, при том, что наполнялись однотипными навязанными материалами, без которых их выход был бы невозможен, всё-таки между собой отличались. Можно даже назвать журналы, стоящие на полярных позициях. Альтернативу «Новому миру» составлял ленинградский журнал «Октябрь», где собрались писатели и критики с явно просталинскими взглядами. Он и встал в авангарде противников публикации Солженицына. В обществе у них было много сторонников. Сияющий образ «вождя народов» накрепко засел в умах миллионов. А потерпевшие от режима не могли сплотиться, стать влиятельной общественной силой. Власть этому всячески препятствовала. Поэтому как только Хрущёв был снят со своего поста, то очень скоро началась ревизия решений XX и XXII съездов КПСС, взявших курс на борьбу с культом личности Сталина и его последствиями. Недоброжелатели Солженицына пошли в атаку.
Следующие произведения Александра Исаевича, рассказ «Матрёнин двор» и другие, пробивались в печать с трудом. В «Октябре» и других
подобных изданиях шли дежурные вопли: автор, мол, наших достижений видеть не желает, одни проблемы да недостатки выискивает! Те же обвинения сыпались в своё время в адрес Ильфа и Петрова. Дескать, они не глядят на светлое здание социализма, а на кучу мусора рядом с ним.
Сменили коллектив редколлегии «Нового мира» во главе с Твардовским. А затем по закрытым письмам пошли команды: изъять из библиотек все произведения Солженицына! До властей дошли сведения, что неуёмный разоблачитель засел за серьёзные романы. Мало того: ходоки к нему потянулись из бывших зэков! А уж те расскажут…
И писатель, который даже обсуждался на предмет присуждения Ленинской премии, стал непечатаемым. И пошёл «самиздат», где были «Раковый корпус», «В круге первом». В «органах» их прочитали, не на шутку встревожились. Проинформировали верных литераторов - и пошла кампания шельмования! Газеты, журналы, радио, телевидение - кругом заголосили о «махровом клеветнике и антисоветчике, льющем воду на мельницу империализма».
На что жить, если не печатают? А за границей решили, что обрекать писателя на нищету, от которой погиб Зощенко, аморально. Автор стал заключать договоры с издателями. Созрел план романа про первую мировую войну, про которую лишь мельком «проходили» в школе и которую клеймили как «империалистическую». То ли дело, считали наши вожди, гражданская война! Вот она - правильная.
Заодно копился материал для исторического исследования по ГУЛАГ. Такой замысел вверг власти и репрессивные органы в настоящую панику. Кроме ругательных статей и выступлений в эфире пошли путём, протоптанным ещё в 30-е годы: собирали трудовые коллективы, зачитывали заранее подготовленные резолюции с решительным осуждением «литературного власовца» и требованием лишить его советского гражданства. Пусть загнивает вместе с Западом. Затем руководство и парткомы зорко смотрели: все ли проголосовали за резолюцию? И горе было тому, кто уклонился от голосования!
А власти «пошли навстречу пожеланиям трудящихся» - лишили А.И.Солженицына советского гражданства и выслали за границу.
Кто сейчас помнит Грибачёва, Бабаевского и других «правильных» писателей, извергавших ругательства в адрес Солженицына? Всех их поглотила Лета. А Солженицына изучают в российских школах. Он встал в один ряд с Гоголем, Салтыковым-Щедриным, Булгаковым, Твардовским и другими нашими классиками, которым, перефразируя поэта, только правда была к лицу.
В.Ферапонтов

Погода