МАЛАЯ ПЛАНЕТА SHNOLLIA

«ЛЮДЕЙ НЕИНТЕРЕСНЫХ В МИРЕ НЕТ -
ИХ СУДЬБЫ, КАК ИСТОРИИ ПЛАНЕТ»
- это поэтическая метафора. А если посмотреть реально…

Миллионы лет летела по своей орбите малая планета. Таких во Вселенной видимо - невидимо. Однажды, в 1982 году  от Рождества Христова, ее открыли астрономы с планеты Земля. Измерили все, что положено, и занесли в каталог под номером 10286. Некоторое время небесное тело оставалось безымянным. Но вот в сентябре 2001 года Международный астрономический Союз официально сообщил  человечеству, что малая планета №10286 получила имя Shnollia в честь профессора Симона Эльевича Шноля. Каким же должен быть человек, чтобы в его честь при жизни назвали не ледокол, не улицу, а целую планету? Пусть малую и бесконечно далекую, пусть невидимую без мощного телескопа,
но планету со своей орбитой и своей вечностью.

БЕСКОНЕЧНОЕ ПРИБЛИЖЕНИЕ
Профессор Симон Эльевич Шноль «мыслит и существует» совсем недалеко – в городе Пущино. Из окон его квартиры, что на верхнем этаже, видны плавные берега Оки  и много неба. Симон Эльевич рассказывает, что квартиру эту выбрал сам, когда приехал работать в Пущино в 1963 году. «Я хотел  жить на самом верху и видеть Север, Восток и Запад». Окно его маленького кабинета ориентировано на Полярную звезду.
Эти места знакомы Симону Эльевичу с детства. В 1941 году семья жила в Калуге и мать – учительница достала детям путевки в пионерский лагерь в деревне Сенькино за Серпуховым. Был июль 1941 года. «Над нами стали пролетать странные черные самолеты. Мы кричали им: «Ура!» А потом оказалось – это немецкие самолеты – разведчики» вспоминает  Симон Эльевич в своей книге «Герои, злодеи, конформисты отечественной науки». Он видел, как бомбили железнодорожный мост через Оку, как наши зенитки на станции Ока отбивали атаки немецких бомбардировщиков.
Потом через десять лет, уже выпускником биофака МГУ ездил с друзьями ботаниками и невестой Марией Кондрашовой, тоже будущим профессором биологом,   наблюдать удивительное богатство растений и животных ПриокскоТеррасного заповедника.
Прошло еще 10 лет, и 30 марта 1961 года, буквально за несколько дней до полета в космос Юрия Гагарина, состоялась торжественная закладка фундамента Института Биофизики в Пущино. Тогда наукоград только начинался.
«Это было странное время, вспоминает профессор Шноль. – Лысенко был еще в полной силе, ему неколебимо верил Хрущев». Но в Пущине, в стороне от лысенковского гнета можно было надеяться на свободное развитие настоящей науки. К этому времени Симон Эльевич уже доцент кафедры биофизики физфака МГУ. Эту кафедру он сам создал. А еще он любимый преподаватель, на чьи лекции бегают ребята и девчонки даже с других факультетов.
Если честно, я случайно услышала лекцию профессора Шноля на телеканале «Культура» бросила свои дела и сидела, как пришитая, у экрана. Убедительный, темпераментный, виртуозно владеющий всеми нюансами речи пожилой человек с юношеской энергией рассказывал о судьбах русских и советских генетиков. Я тогда же решила непременно встретиться с этим человеком.
Когда полвека назад совсем молодой и отчаянно обаятельный доцент Шноль рассказал своим студентам о чудесном городе, где будет  свобода научного творчества, целый курс решил ехать в Пущино, жить и работать там.  Академик Франк, руководитель проекта Научного центра в Пущино, предложил сколько угодно штатных мест, любое количество лабораторных помещений в новом институте, сколько угодно квартир для будущих сотрудников. Ведь большинство специалистов вовсе не собирались ехать в эту глухомань, где нет ни метро, ни театров, ни универмагов.
С тех пор прошло почти полвека, профессор Шноль все так же руководит одной из лабораторий Института теоретической и экспериментальной биофизики РАН, читает лекции на созданной им же кафедре биофизики  физфака МГУ, пишет научные труды и книги по истории науки. За годы работы Симон Эльевич выпустил 21 доктора наук, 100 кандидатов наук и магистров без счета. Но в его лаборатории сегодня только один научный сотрудник, которому 63 года. И это совсем другая история.

«НЕ ДУМАЙ О СЕКУНДАХ
СВЫСОКА…»
Опять расхожая цитата. Но именно она точнее всего описывает основу огромной научной жизни Симона Эльевича Шноля. Он родился в1930 году, но, будучи крупнейшим специалистом по биологическим часам, сумел так настроить свои собственные биологические часы, что привычные понятия о возрасте «homo sapiens» к профессору не применимы. Он пишет книги по самым разным проблемам физики и биологии, учит студентов, аспирантов и докторантов, но главное дело жизни он начал 60 лет назад и продолжает по сей день. «Я полагаю, что в результате этого медленного, неспешного, нерекламного занятия должен существенно измениться взгляд на мир», говорит Симон Эльевич.
Обывателям – нам с вами, конечно, нужны весомые оценки – премии там и всякое другое. До Нобелевской дело пока не дошло. И дойдет ли – неизвестно. Но итальянская академия Галилео Галилея наградила нашего героя Золотой медалью. Симон Шноль не просто развивает величайшее открытие, за которое ученых сжигали на кострах, он выводит человечество на совершенно новый уровень понимания связи времени и пространства.
«Каждая секунда времени в пространстве имеет свой облик». Вот так метафорично звучит Закон Шноля – скорее всего, его открытие так и назовут, если его удастся доказать окончательно и бесповоротно.
В 1951 году выпускник МГУ Симон Шноль поступил на работу лаборантом в Институт усовершенствования врачей в радиологическую лабораторию. Радиация там была кошмарная. Никаких дозиметров вообще не было – они появились только после казни Берии. Надо было проводить измерения биофизических процессов в белках радиационным методом. Аккуратность работы диктовалась смертельной опасностью самой работы.
По идее при точном исполнении всех условий измерений и результаты должны быть точными. В науке было принято, и даже космонавтов так учили: при любом эксперименте делать три попытки, близкие значения результатов усреднять, а далекий результат – отбрасывать, как случайный.  Мало ли что могло повлиять на него? Но не таков наш «въедливый лаборант»!
Он хочет добиться истины. А каждое последующее измерение по разным параметрам отличается от предыдущего! Что он сделал не так? Температура в лаборатории меняется, лабораторная посуда не идеально промыта, свет не такой, пипетки другой марки стекла? День за днем, месяц за месяцем после основной работы, в «свинцовом ящике», коекак защищающем от радиации.
А результаты рассыпаются, рассыпаются в какието разрозненные «кучки». Вожделенная плавная кривая результатов не получается, вместо нее на графике какаято корявая загогулина и каждый день – разная! И так ежедневно три года кряду. Замечательные учителя – академики, видя, как изводит себя юный коллега, говорят ему: «Меньше экспериментов ставить надо». Менее доброжелательные коллеги по поводу опытов Шноля просто крутили пальцем у виска. Тем более, что зарплату платили ему совсем за другое. В 1953 году Симон свалился с лучевой болезнью, но какимто чудом выздоровел.
Потом, сравнивая результаты своих экспериментов, ученый выяснил:  результаты практически точно повторяются ровно через год минута в минуту. Уже тогда его осенило, что на любой процесс – биологический, химический, физический и т.д. – влияет нахождение во времени и пространстве. Если провести измерения любого процесса (например, растворения краски в воде) в одно и то же время в нескольких разных точках на одном земном меридиане, то результаты будут практически одинаковыми. Это зависит от вращения матушки Земли вокруг оси и вокруг Солнышка.
Вот при чем тут Галилей. Просто до  Симона Шноля об этом никто не задумывался. Надо же комуто начинать. На Земле есть две точки, в которых можно доказать открытие Шноля – это Южный и Северный полюса. Там «время стоит на месте».
Друзья профессора во время одной из арктических экспедиций уже подтвердили его теорию. Но ледокол, на котором проводили измерения, отклонился на 8 градусов от полюса, и «картинка получилась не идеальной». С Антарктидой совсем сложно. Наша экспедиция сейчас отправляется в море Эдела – это от полюса очень далеко. Но на 2012 год запланировано проведение экспериментов Шноля на борту МКС. Сейчас профессор занят подготовкой к космической программе. Работает он просто как в средние века – на свои средства, страх и риск. Симон Эльевич смеется, что в отличие от Галилея, жизнью не рискует и отрекаться не собирается.

«КАК БЕЗМЕРНО ОНО –
ПРИТЯЖЕНЬЕ ЗЕМЛИ…»
Сам ученый в чудеса не верит, считает, что Бога нет, но есть святые люди. Это у него с детства. Его отец – религиозный философ, репрессированный в 30е годы, – читал сыновьям Библию. История жертвоприношения Авраама, готового убить  единственного сына Исаака по требованию Бога, потрясла мальчика. И то, что в результате вместо сына праотец Авраам зарезал жертвенного ягненка, в глазах профессора дела не меняет. «А ягненокто чем виноват?» вдруг вырывается у профессора такой чистый взрыв милосердия, что я с моими вялыми потугами веры просто замолкаю.
У профессора Шноля в земном бытии все в порядке. Сыновья – тоже профессора разных американских и европейских университетов. Теперь их зовут в Сколково за нормальные деньги. Семеро внуков на подходе к вершинам научного успеха. У праотца Симона в окно видна Полярная звезда, и ничто ему небо не застит. Но есть великая печаль на сердце и совести. Это повторяемость разрушения российской науки, преследующая нас неумолимо.
Да здравствуют Сочи и Сколково – кто бы возражал? Руки, ноги, торсы – вот приоритеты национального развития. Головы можно выбрасывать – американцы и прочие шведы подберут. Потом еще и «нобелек» дадут, а мы будем умиляться – «это же наши!» Альфред Нобель – тоже «наш».  Капитал, положенный на знаменитую премию, семья сколотила на Крымской войне. Почемуто Нобеля русским не считают.
Альфред Нобель изобретатель динамита и последовательный пацифист учредил премию как приз, как плату за совершенное открытие. Но в России был еще один меценат, который создал иной принцип поддержки науки. Христофор Семенович Леденцов завещал все свои несметные капиталы, «чтобы они могли содействовать осуществлению открытий и изобретений, а не следовать за ними в виде премий, субсидий, медалей».
Будучи истинным патриотом, Христофор Семенович имени своего не увековечил – так и было в его завещании. Однако на его деньги в годы Первой Мировой войны Общество русских учёных успело создать лабораторию для Ивана Павлова – первого русского нобелевского лауреата.
Создали аэродинамическую лабораторию «отцу русской авиации» Жуковскому, в годы войны разрабатывали отечественный новокаин – местное обезболивающее и противовоспалительное средство, коему и по сей день нет замены. На средства Леденцова создатель искусственного каучука Лебедев получил собственное здание института. Кольцов (отец всей мировой генетики) начал строительство своего первого в мире НИИ экспериментальной биологии. При Московском университете была создана Лаборатория испытания гребных винтов и моделей – основа будущего ЦАГИ. Здесь для тех, кто хоть чтото понимает, выложена праоснова всей отечественной да и мировой науки ХХ века.
Открытие Общества Леденцова состоялось 24 февраля 1909 года. Его капитал превышал нобелевский в разы. Постановлением от 8 октября 1918 года его имущество было национализировано большевиками. Комментарии излишни.
Сегодня – т. е. уже в «новой» России аспирантам вдвое повысили стипендию – раньше она составляла 1 500 рублей. Это средняя стоимость месячного содержания лабораторного кролика. Теперь молодой ученый обходится Российской Федерации как целых два лабораторных кролика. Прогресс налицо. Извините за биологизм – интеллектуальная депопуляция в «стране всеобщей грамотности», «самой читающей» и прочая и прочая, достиг и уже перешел критическую точку. Если Советы высылали философов пароходами и генетиков – эшелонами, то наши богоспасаемые отцы нации посадили молодое поколение ученых на кроличий паек, и ученые сами, как кролики, разбегаются. Потом по телеку покажут их мировые достижения и добавят, что они родом из России. Никаких насильственных мер применять не надо. А мы за кружкой пива, между футболом и слюнявым сериалом, почешем пузо и скажем: «Ай, да мы! Ну, мы даем!».
Симон Шноль – российский ученый и настоящий патриот, как ни разбирай его «5й пункт». Он изо всех сил пытается донести до «мира сего», что российская наука не должна иссохнуть и отвалиться от мирового древа познания. Его книги, его лекции по истории – драматической истории российской науки не должны остаться «гласом вопиющего в пустыне». Есть путь – тот же, как и сто лет назад. Это создание Общества в поддержку науки по типу леденцовского или нескольких таких обществ. Средства нужны не на поощрение за научные достижения, а на поддержание отечественной науки в жизнеспособном состоянии. Иначе диагноз начала 90х: «Россия – это Верхняя Вольта, только с ядерными ракетами» может сбыться.
Марина ЛОЗИНСКАЯ

Погода