«Дорога истины одна…»

Так называется последняя из тридцати с лишним изданных книг поэта, члена Союза писателей России, Героя Социалистического труда Ивана Васильевича Рыжикова. Он прошел самое строгое испытание читательской цензурой и любовью. И поэтому не ставим перед собой цель рецензировать его стихи. Поговорим о человеке.

Старый-старый дом. Чисто выскобленные деревянные ступени. Скрипящие половицы. Давно, похоже, не было ремонта, краска на полу облупилась, он, словно, покрылся пигментными тускло-рыжими пятнами. Для Ивана Васильевича каждая трещинка дорога, каждая морщинка на обоях родная. Скромность – хорошая черта. Но ни в таких же объемах. В местной администрации нам не могли сразу назвать номер телефона, кстати, почетного гражданина поселка Томилино, Ивана Васильевича Рыжикова. Он власть не беспокоит, она его тоже. Но это к слову.

Разговор завязался сразу. Почему-то сравнила некоторые стихи Рыжикова с Рубцовым.

– Колю я знал. Хороший парень был, талантливый. – Начал Иван Васильевич. – Судьба у него тяжелая. Мать рано умерла. Отец на фронт ушел. Он с братом в детском доме рос. Отец-то выжил, женился на другой, и дети ей были не нужны. Коля и в стихах и друзьям говорил, что отец погиб. Характер имел есенинский – получит гонорар и пропьет с друзьями. Два раза исключали из литинститута. Жалко парня, рано ушел.

Слушаю и завидую. Знать Николая Рубцова близко хотели бы многие. Но нам повезло знать другого поэта – Ивана Васильевича Рыжикова.

Он родился в Смоленской губернии, в деревне Жерновка. Нищета. Детей не тестировали на развитие: было б чем накормить и во что одеть. Когда крестьянские хозяйства объединили в колхоз, первый урожай был настолько щедрым, что его хватило года на четыре. А потом – то заморозки, то засуха, то ливни. Начался голод. Отец, сильный, здоровый мужик, решил поискать счастье на Украине. Но вернулся темнее тучи. Оказывается, там еще страшнее было. Повозки по деревням ездили, собирали трупы людские.

С отцом начали плести сети, лапти на продажу. А братья матери делали баяны. Грамотно, чтобы играя, не только меха «рвались», но и народ плясал и плакал.

Мама, Наталья, обладала чистейшим сопрано. Ванюшка заслушивался. 250 русских народных песен, что пела его мама, собрал, потом передал в чужие руки, и судьба их неизвестна. Жалеет.

Иван Васильевич мало рассказывает о маме. Разве только то, что она доживала век у него. Но очевидно, что любовь к музыке унаследовал от матери. И настолько серьезным оказалось чувство, что всю свою молодость он выбирал между музыкой и поэзией. Но обо всем по порядку.

В сплетенных собственными руками из коры липы лаптях Ваня пошел в первый класс. Безграмотная мать не принуждала сына к учебе. А отец, закончивший четыре класса церковно-приходской школы, понимал, что грамота нужна. Не зря собрал библиотеку, которая с трудом в трех шкафах размещалась. Сам читал и сынишку учил. Книги уносили мальчика за пределы бедной деревушки, убогости, скудости жизни. Детских книг в доме не водилось. И подросток читал все подряд: от Плеханова до Толстого. Многое не понимал, но уже ребенком сделал вывод, что если мужчина не целует женщину – значит, разлюбил. Так, роман Льва Толстого «Анна Каренина» помог ему разобраться в чувствах взрослых людей.

Жизнь в колхозах становилась все трудней. Избушку разобрали на дрова. Рядом поставили новый сруб. Но родители решили завербоваться в Сибирь, на строительство шахт. Им обещали выдать «подъемные», обеспечить квартирой. Сруб продали за девяносто рублей. Пришли попрощаться с родным местом. Мальчик увидел, что на кирпичной крошке, оставшейся от разобранной печи, сидит их кошка. Она бросилась к отцовским ногам, стала ластиться. И побежала следом, но потом вернулась назад. И до сих пор Иван Васильевич вспоминает ее, и слезы наворачиваются. Первая потеря.

Труд чернорабочих на сибирских шахтах – все равно что труд бурлака. Короткий сон в холодных бараках, плохое питание сказались на здоровье. Малярией заболела мать. Потом сынишка. От кого-то услышал, что болезнь лечится страхом, и пошел на «процедуры». Разъезд Холбон, где стояли бараки, возвышался над притоком Амура – быстроводной речкой Шил-кой. С десятиметрового берега бросился в воду. Кто знает, что помогло, но выжил.

Как-то, преподаватель пения пригласил мальчика домой. И тут Ваня впервые услышал скрипку. Она пела, всхлипывала, рыдала… Парнишка влюбился безоглядно, на всю жизнь… в скрипку.

Там же, в Сибири, он получил свой первый «гонорар». Директор школы попросил в стихах высмеять «сладкую парочку» одноклассников, которые настолько увлеклись друг другом, что забыли об учебе. Написал. Было смешно. Стенгазету прочитали. Автора поэтических строк догнали и ударили. Такой вот гонорар. Но вскоре, Рыжиков Ваня победил во Всесоюзном конкурсе среди школьников на лучшее стихотворение и получил в награду шерстяной отрез на костюм и академическое собрание сочинений Пушкина.

И все же, страдания по скрипке не отпускали. Организовал школьный оркестр. Купил учебник «Школа игры на скрипке». Не в радость было только слушать. Хотел сам играть.

В Сибири надолго не задержались. Обещанные подъемные деньги не выдали, квартиру тоже обещали на словах. Вернулись на смоленщину, в соседнюю деревню. Приютили родственники. А отец поехал в Смоленск, работать на кирпичный завод. Вместе с напарником – Иваном Гордеевичем – они вели узкоколейку от завода к железной дороге. И хоть усталость была нечеловеческой, отец замечал, что сын мечтает о скрипке. Видел, как тот дергал волосы из конского хвоста, наматывал как струны на ржавые гвоздики, прибитые к плоской дощечке.

Вскоре отец перевез их в Смоленск, в тесную комнатушку.

– Хочешь скрипку? – Спросил мальчонку. – Пойдем со мной, устрою на завод.

Ваня прибавил себе лет и стал откатчиком. Работа для здорового мужика. Но парнишка справлялся. И заработал на скрипку.

– Даже у опытных музыкантов скрипка не сразу звучит. А у меня –только смычок коснулся струн– звук пошел. Играл до онемения пальцев, – с ностальгией вспоминает Иван Васильевич.

Тогда он стал заниматься у старого еврея по фамилии Ку-гель. Тот сожалел, что мальчик попал к нему поздновато, а то бы сделал из него большого скрипача.

А в студии изобразительного искусства при Доме пионеров, где Ваня слыл не менее талантливым, подающим надежды художником, ему выдали рекомендацию для поступления в Ленинградскую академию живописи.

Выпускной бал, аттестат зрелости и война. 23 одноклассника пошли в военкомат. Но им отказали. Выдали на всех два ружья и проинструктировали, как ловить диверсантов. Рядом с аэродромом колосилась ржаное поле, и они видели, как при появлении немецкого самолета – «рамы» с поля сигнализировали ракетой. Юные, энергичные, смекалистые, они быстро вычислили сигнальщика, свя-зали…Тогда к Ивану пришла другая муза. Он написал «Мой первый враг»…

А потом отец прощался с ним в военкомате. Еще в первую мировую, стрелок с волчьим зрением, видевший человека при луне на расстоянии километра, не надеялся вернуться. И прощался навсегда.

– Война, сынок, будет долгой и страшной. Немцы к ней подготовились.

Отец не вернулся. Похоронки не было. Но его однополчанин, Иван Гордеевич, с которым строили узкоколейку в Смоленске, рассказал уже после войны, что прямо в окоп попала бомба, многие погибли. Отец тоже. А почему похоронки не было? – Так не всем высылали. Государство, обескровленное войной, пыталось сократить число вдов, чтобы не платить за погибшего мужа.

Но все это потом. А через неделю, после отца, Ивана Ры-жикова тоже призвали. Прошел учебную подготовку и связистом отправился в действующую армию на Северо – Западный фронт. Наивный парень думал, что у всех его ровесников, а уж тем более командиров, как минимум, среднее образование. И удивлялся, когда его просили помочь с ориентированием по карте. Но все прояснилось быстро. 4, 5, 7 классов – вот и все обучение у большинства однополчан.

От Старой Руссы до Ленинграда шел фронтовой путь. Бывало, что часами стояли в болотах. Нельзя было продвигаться: огневые кольца вокруг. Если смотреть сверху, все равно, что форма мишени, где один круг – немецкая армия, следующий – советская. И так вперемешку. Не обо всем можно написать, что выпало пережить солдатам. Даже из этических соображений. Но когда Иван Васильевич рассказал, мороз пробрал...

После прорыва ленинградской блокады перебросили на Курскую дугу, в Прохоровку. И первая награда – медаль «За отвагу». Сержант Рыжиков спас от гибели генерал-майора Чур-маева.

Не большой охотник Иван Васильевич говорить о войне. Показывает маленькую пожелтевшую  записную  книжицу,  в которой мелким, каллиграфическим почерком вел фронтовой дневник в 1943 году.

– Шли по Западной Украине, и что вы думаете? Они все дома, немцам окопы рыли. А нам предстояло форсировать Днепр, – вспоминает ветеран.

Война для Ивана Рыжикова закончилась в Болгарии. Она же определила его выбор. В дивизионной газете постоянно публиковались его стихи и заметки – журналистика. Когда вернулся на Родину, работал на областном радио. Потом закончил литературный институт и трудился в издательстве «Советская Россия», в журнале «Наш со-временник»…Всех должностей не перечислить за долгий век. Всех наград тоже. Военная тема осталась главной в его поэзии. «Мне четко видится в деталях, как в орденах и при медалях, в сиянье собственных седин солдат останется один…» Вышедшая в 2011 году книга стихов Ивана Васильевича Рыжикова «Дорога истины одна» признана лучшей в России.

В июле поэту исполнится 92 года. Но он молод душой, не разучился переживать, думать, писать.

– Давно были на смоленщине? –Спрашиваю Ивана Васильевича.

– Лет десять назад. А что толку? 46 тысяч деревень исчезло с лица земли со времен перестройки. Среди них и моя. Речка Теплуха, из которой воду пили, которая рыбкой спасала в голодное время, пересохла. На берегу построили скотный двор, и отток навоза провели прямо в Теплуху. Леса наполовину вырублены. Все в природе нарушено…

Как бы хотелось не согласиться. Но, к сожалению, прав он.

Иван Васильевич ждет выхода второго тома своих стихов. Верим, что дождется, несмотря на два инфаркта. И читатели ждут.

P.S. Перепились?

Отвернулись от Бога? Русскую землю устали беречь, Что у крыльца, у родного порога Чаще нерусская слышится речь?

И.Рыжиков

Алла ГРИЦ Фото Богдана Колесникова