четверг
Иван Рыжиков Русские фамилииПоэма Каких в России нет фамилий! От деревень, от ремесла. А от имен старинных, Или От старых кличек – Несть числа! Вот и плодятся Простаковы, Боровиковы, Хитрины... Все одинаково готовы, Все перед родиной равны. Равны, А вот поди обжалуй, Уж так ведется с давних пор, Раз Простаков, – Хороший малый. Хитрин? Наверное, хитер. Так или нет, – Душа потемки, Как говорили в старину, Вот и мытарятся потомки За чью-то давнюю вину. Вот и смеются над парнишкой: Блохин фамилия его, Или какой-нибудь Малышкин, А парень вымахает – во! Скажи – свернет любую гору. Но называя имена, Все зубоскалят: – Ну, умора! Нашли героя! Блохина! Порою злы смешки людские И ничего не сделать тут. Ведь есть фамилии такие – Девчата замуж не идут! Но что мне убиваться ныне О чьей-то мачехе-судьбе? Есть у меня свои родные, И мне подумать о себе! Быть может, просто шутки ради – Что грибником заядлым был, А может, потому что прадед И вправду рыжики любил, Но с этой шутки-прибаутки, Что к месту сказана была, Как добрый конь по первопутку, Моя фамилия пошла. Пошла негромкая, родная, Встревая редко в разговор. Каким был прадед – я не знаю, Но деда помню до сих пор. Он был широкая натура. На угощенье не дремал. Что водка – Хлебная культура, Почти с рожденья понимал. И пусть на всей земле огромной За свой большой и трудный век Непритязательный и скромный Простой рабочий человек Не сделал ничего такого Ни откровенно, ни тайком, Он разгибал легко Подкову, Шутя, крестился Двойником! Но был он тих. И как-то в зиму, От старой бани невдали Двадцатилетние верзилы На деда стенкою пошли. Блеснув калеными зубами На подступавших молодцов, Дед приподнял маленько баню, Везенки сунул меж венцов: – Ну, подходи. А те не рады, Что и пошли, не чуя ног, От старикана задом, задом, И врассыпную, как горох. А то еще случилось вот что: В тридцатиградусный мороз В мешке пеньковом Вместе с почтой Старик большую сумму нес. И тут как раз на половине Тридцативерстного пути – Крыльцо, шумок И запах винный. Ну, как с морозца не зайти? А так оно уже водилось У близких родичей моих: Все то, что делать приходилось, Любили делать За троих. А разогревшись в дымной чайной, Где можно трижды «повторить», – Философ тайный, чрезвычайно Любил старик поговорить. Тот откровенный приглушенный, Немного пьяный разговор Не в меру бдительные жены Не понимают до сих пор. У них одно лишь на примете, Что сильный пол до слабых слаб. Коль заявился на рассвете, Так, значит, ясно: был у баб. Что ж, волос длинный, – Ум короткий. Как тут до истины дойти, Что нам нужна Совсем не водка, Нам надо душу отвести. Живешь достойно И спокойно, И мир хорош, И день хорош, И вдруг случается такое, Что без бутылки не поймешь. И мы совсем не виноваты, Что на сухую до сих пор Не получаются дебаты, И не клеится разговор. Вот так и дед: Разговорился О наболевшем о своем, Сварливой бабкой похвалился, С кем коротает век вдвоем. Простясь с бутылкою, другою, Старик уже не помнил зла, И бабка вовсе не каргою, А чистым ангелом была! И никакой особой блажи За ней не мог припомнить дед. Бранит? Так это лучше даже: С такой не заскучаешь, Нет! Упряма? Нынче все упрямы! Но прочим женам не чета, Была у бабки этой самой Одна особая черта. Она не то, что как-то слабо, Совсем не знала счет монет. В неограниченных масштабах Всем этим пользовался дед. Домой заявится «под мухой», Простоволос, лицо горит. – Ты где ж? – справляется старуха. – Да угостили, – говорит. Старуха вроде недовольна, Но пилит все-таки любя: – Гляжу я, Что-то часто больно Заугощали вдруг тебя! Старик в бутылку сразу: – Эка, Над чем надумала шутить! Хорошего-то человека Ить хорошо и угостить! Вот ты ни щами, ни борщами Не уступаешь никому, А почему не угощают? Нет, ты скажи мне, почему? Старуха изучила деда, И понимая без труда, Что задушевная беседа Идет куда-то не туда, Сама постель ему постелет, Сама уложит на ночлег: «А может, он и в самом деле Такой хороший человек? Ну, заявился к ночи пьяный, Проспится, экая беда! Не балагурит, не буянит, Не тянет руки никуда». На самый краешек присядет: «Что делать? Всякому свое». Ну, как же при таком раскладе Не выпить чарку за нее? И старый пил, не замечая, Что на пиру не все друзья. За крайним столиком скучали Три здоровенных бугая. Дед не терпел чужой печали, Не выносил сторонних слез. Разговорил бы для начала, А то и чарочку поднес. Но день не ждал. Звала дорога. И лишних слов не говоря, Перекрестился от порога На дочь Наума-шинкаря, Треух овчинный нахлобучил, Одернул старый кожушок, Плотней связал на всякий случай С казной и почтою мешок. На воле после дымной чайной, Ее уюта и тепла, Зима, скупая изначально, Добрее матери была. Снежок, еще примят не плотно, Скрипел, как будто навесу. И так легко и беззаботно Дышалось в Хохловском лесу, Что и не стоило вниманья, Зачем, дыханье затая, Идут, держась на расстоянье, Три здоровенных бугая. А те все шли и шли по следу, Прикидывая наперед, Когда общительного деда С хорошей дозы разберет. И за опушкою еловой, Где ворота и коновязь, Не говоря худого слова, Дубинкой по затылку – хрясь! Дед обернулся: – Друг, не балуй. А тот еще: – Гони казну. – Ну, если так, бери, пожалуй. Вот только лучше заверну. Короче. Можно и короче. Двух молодцов вот этак сгреб, И силу чувствуя не очень, Легонько этак – лоб об лоб. Незло, а больше для приличья. Но шутки плохи у судьбы. Ребята пискнули по-птичьи И повалились, как снопы. Их третий, Видя эти шутки, Судьбу испытывать не стал. Пока не поздно – Ноги в руки, И целиною, по кустам. Но старика уже заело, Порыва сердца не сдержать: Раз все втроем Пошли на дело, Зачем же парня обижать? – Куда же ты? Вернись, голуба! Бери, не бойся ничего, – По-братски даванул на зубы, И вынес все до одного. Судили деда. Но не шибко, Вменив лишь то ему в вину, Что после чайной по ошибке Перестарался за казну. В деревне развлечений мало. Когда пожаловала власть, На представление, пожалуй, Сплошь вся округа собралась. Понять умеют на деревне, Что значит крепкая рука: Еще сильнее и душевней Зауважали старика. Особо ставили в заслугу, Что в том лесу, по мере сил, Преподавая ту науку, Он третьего не упустил. И пусть на новые победы Старик иллюзий не питал, Любой и всякий выпить с дедом За честь великую считал. Но и старик – не робкий малый, Пусть не достиг больших высот, При случае кому попало Теперь уже не поднесешь. Другая жизнь, другие нравы. Крутой старик давно затих. Но отблеск той далекой славы На всех сородичах моих... Стихи Деревни, как траву косили, И не заметили спроста. Что без деревни мать-Россия Подобна храму без креста. * * * Ложь – ближайший путь до цели. Из разговора. Послушаешь, так все у нас в порядке, Все есть и учтено до мелочей. Поля пусты, зато горох на грядке. Река ушла, зато журчит ручей. Свобода? Мы и в этом преуспели. Другой такой России не найдешь. Но если ложь – ближайший путь до цели, Тогда и цель – заведомая ложь... * * * Не в землю нашу полегли когда-то, А превратились в белых журавлей... Р. Гамзатов. ...И так нас этой сказкой повязали, И столько было взлетов и потерь, Что если б нашу жизнь нам рассказали, Мы сами не поверили б теперь! Но мы судьбу свою не выбираем. Такая нам она еще милей, И только на полслове замираем. Когда услышим в небе журавлей!.. Владилену ФЕДОСЕЕВУ Пегас парит по твоему веленью, И с каждым днем яснее для меня: Ты Владилен, Ты так владеешь ленью. Что лень тебя боится, как огня! В твой день рожденья потеплей оденусь, Чтоб натощак от стужи не дрожать. Сесть на Пегаса я и не надуюсь. Позволь хотя бы стремя подержать. Пройдут года. Придет иное время. Меня возьмут воспоминанья в плен, И лучшим будет – как держал я стремя Пегаса, на котором Владилен!.. Вначале было слово Герману Воликову Наш век ругают все вокруг За путоту и быстротечность. А ты, мой друг, напишешь луг, А на меня повеет вечность. А то на вяз положишь глаз, На вешний день, что свеж и ясен, А я увижу в первый раз, Как этот мир еще прекрасен. Нет, ты не станешь говорить. Что, обретя свою дорогу, Совсем нетрудно сотворить. Что так легко давалось Богу. Дается вечное с трудом. А ты за кисть берешься снова. Чтоб люди вспомнили о том, О чем сказать не может слово... |
Погода
+3 +5 ночью +2 +4 утром +5 +7
Котировки
Партнеры |