О РОДНОМ ДОЛГОПРУДНОМ и БОЛЬШОЙ ПОЛИТИКЕ

Борис Борисович Надеждин — выпускник МФТИ, заведующий кафедрой права МФТИ, известный политик, бард. И ко всему этому — или прежде всего этого — житель Долгопрудного. Сегодня Борис Борисович отвечает на вопросы «Долгопрудненских страниц».

— Давайте представим невероятное: вы не депутат, не политик, а просто житель города. Расскажите о том, что волнует вас как жителя Долгопрудного.

— Я живу в городе уже почти 45 лет. За это время он сильно разросся, изменился, что-то в нем хорошо, что-то плохо.

Если говорить о том, что хорошего происходит… Долгопрудный стал местами похож на европейский город, а не на скопление бараков и хрущёвок вокруг заводов. Тут нельзя не упомянуть роль этих самых заводов: известно, что много в городе делалось за ведомственный счёт. После разрухи начала 90-х появляются статуи, газоны, парк в более или менее цивилизованном виде, я там гуляю с ребенком. Это плюсы, и надо сказать, что это относится практически ко всем подмосковным городам. Что не нравится? Могу сразу сказать – не нравится ситуация с детскими садами, и со всей инфраструктурой, волнующей меня как родителя. Пошел недавно записывать своего пятимесячного сына в детский сад, и очередь мне дали за номером 3641. Это еще льготная — я бюджетник, поскольку на Физтехе работаю. Сказали, что, наверно, к трем годам место будет. А если б не был льготником, то была бы очередь за 5000 и перспектива попасть в сад годам к пяти.

Детская поликлиника тоже оставляет желать лучшего, при том, что в ней несмотря ни на что, все ещё работают замечательные врачи. По крайней мере, по тем докторам, которые наблюдают моего сына, видно, что они любят детей и разбираются в своей работе. Тем не менее, сама поликлиника (я хожу на Лаврентьева) совершенно ужасное впечатление производит: маленькая, тесные кабинеты, в коридоре в очередях толпятся люди, больные дети чихают друг на друга.

Вторая тема, которая тоже сильно напрягает — катастрофическое отсутствие в городе условий для жизни с автомобилем. Про это миллион раз уже всеми сказано. За десять лет больших бюджетных возможностей, и областных, и местных, уж можно было построить выезды из города: расширить Лихачёвское шоссе — договориться с Химками, либо сделать свой выезд на МКАД с Лихачёвки, построить мосты над железной дорогой вместо доисторических переездов со шлагбаумом.

— То есть десять лет без результатов прошли?

— Абсолютно. Ещё что бесит — как сейчас можно вообще строить дома без подземных парковок? Совершенная дикость. Сдаются дома огромные, а парковок нет ни подземных, ни наземных. Надо понимать, что сейчас большинство семей имеют автомобиль, хотя бы один. И в этих условиях строить дома и вообще городскую инфраструктуру, не думая о том, где будут храниться десятки тысяч машин, — свидетельство либо отсутствия мозгов, либо каких-то специальных задач под названием «замучить людей и загнать их на платные парковки». Но и платных ведь мало.

— Что с Долгопрудным станет ещё через десять лет?

— Если продолжать имеющиеся подходы к организации жизни в городе, то сильно лучше не станет. Долгопрудный стремительно растёт, как и все города-спутники Москвы. Количество людей будет увеличиваться. Если при этом не решать вопросы с детскими садами, больницами, дорогами и парковками, жить станет абсолютно невозможно.

— Что нужно делать, чтобы через десять лет жизнь была более человеческая?

— Тут часть ответов находится в компетенции федеральных и областных властей. Например, перераспределение бюджетных денег. Это большой сложный вопрос, но суть простая: если наше руководство объявляет, что надо двадцать триллионов потратить на перевооружение армии, то можно забыть про детские сады, дороги и парковки. Просто забыть.

— То есть, по-вашему, изменение подходов возможно только сверху?

— Изменение подходов, в перспективе ведущее к улучшению вида российских городов (я говорю не только про Долгопрудный), возможно только при изменении приоритетов федеральной государственной власти. А приоритеты государственной власти с точки зрения управленческой сводились в течение последнего десятилетия к централизации, деньги забирались в Москву. Областям и городам оставалось мало. С точки зрения направления бюджетных средств приоритеты были, очевидно, военно-полицейские. Продолжение этой политики приведёт к тому, что жизнь в городах станет невозможной.

— Но есть же ситуация: например, инвест-контракт, по которому строят жилые дома, включающий обязательство инвесторов построить детские сады без бюджетных денег. И вы считаете, что детские сады, не построенные по инвест-контракту — это тоже «заслуга» федеральной власти?

— Нет, я считаю, что от усилий мэра города или главы района зависит, наверно, процентов 20-30 в решении этих вопросов. Но и приоритеты на местах, конечно, важны. Если у вас приоритетом является сдать как можно больше жилья, заработать бабла, и меньше всего вы думаете о том, как создать социальную инфраструктуру, транспортную и так далее, то получается ровно то, что мы видим. Если личные интересы городского мэра по бизнесу связаны с тем, чтобы в городе было много жилья и мало парковок, тогда в городе получается то, что получается в Долгопрудном. Но всё-таки среда, в которой этот мэр существует, должна задаваться федеральным и отчасти областным правительством.

— Есть ли в городе, в стране, какая-нибудь сфера — медицина, транспорт, технадзор, что угодно — в которой дела обстоят должным образом?

— Если мы говорим про муниципальный уровень, я считаю, что у нас более или менее неплохо. По крайней мере, на фоне многих других городов. Неплохо обстоит дело с видом дворов. Благоустройство стало улучшаться. Есть детские площадки, хотя тут тоже вклад города надо увеличивать. Например, во дворе, где я живу, Спортивная 13, детская площадка сделана полностью силами жильцов. Слава богу, там есть активный дядечка, который тратит все своё время на эту площадку.

— А ещё какая-нибудь сфера?

— В городе появилась разнообразная сеть предприятий общественного питания: кафе, закусочных, ресторанов. На любой карман, на любое время вы можете найти способ поесть. А если вам хочется отметить какой-то праздник, то к вашим услугам много кафе и ресторанов самого разного направления. Но обращаю внимание: лучше стало то, за что отвечает, скорее, рыночная экономика, чем государство. С торговлей в городе, если сравнивать на дистанции в 30 лет, стало лучше, магазинов полно.

— Это в целом везде так.

— Да, везде так. Если говорить про какие-то государственные вопросы областного уровня, как это ни прискорбно, я совершенно не могу чего-то такое найти на уровне областного правительства и Мособлдумы, что было бы хорошо. Те базовые вопросы, которые должна решать именно область, полностью провалены. Это дороги, это газификация, это доступность подключения к инфраструктурам — это всё полная катастрофа. Это земельные вопросы, там тоже полная катастрофа. Выясняется, что десятки тысяч гектаров принадлежат каким-то частным инвесторам, которые сидят на них как собаки на сене. Я в свое время разбирался, у меня есть справка по десяти крупнейшим землевладельцам Московской области. Там есть и те, кто что-то делает, молоко производит и тому подобное. Но вообще в области десятки тысяч гектар земель просто куплены и закрыты, ничего там не происходит, потому что на них сидят люди, среди которых известные по списку Форбса фамилии: Абрамович, Вексельберг, Цветков... Ситуация дурацкая, потому что в области явный дефицит земельных ресурсов для развития малоэтажки, а десятки тысяч гектар просто так «лежат».

— Омертвлены.

— Абсолютно. Это областной вопрос, но никакой глава района сам не «перешибёт» Вексельберга или Абрамовича.

— А на федеральном уровне?

— Это сложный вопрос. У меня много претензий к «Единой России», фактически к Путину, к его политике. Главная претензия — это неправильные приоритеты Государства Российского. Государство Российское продолжает «добрые» традиции советской страны и больше занимается гигантскими проектами и милитаризацией, и в меньшей степени — созданием среды для жизни человека. Именно на федеральном уровне должны быть решены глобальные вопросы по жилью. Да, они реализуются в каждом городе, в каждом районе, но среда, в которой это происходит, задается сверху — Жилищным кодексом, банковской системой, приоритетами бюджетной политики и так далее. Здесь, конечно, полный провал.

Если спросить, что было хорошего за последнее время, я думаю, что к плюсам федеральной власти можно отнести все-таки некоторую консолидацию российской бюрократии, как ни странно. Она имеет и минусы большие, коррупцию и так далее, но в целом Путин сумел российскую бюрократию, в первую очередь, силовую, как-то выстроить — во всяком случае между собой силовики уже почти не воюют... Ну и второе, что я бы считал хорошим, опять же пока это на уровне декларации — это уже к Медведеву относится — всё-таки Медведев задал немного другой вектор приоритетов страны, больше говорил про инновации, модернизацию и так далее. Можно, конечно, иронизировать над тем, что он говорил, но, тем не менее, эти слова превратились в бюджетные ассигнования по Сколково, по другим проектам. Условно говоря, если Путин больше выделял денег полиции, ФСБ и армии, то при Медведеве больше стали выделять ученым и изобретателям.

В целом же, конечно, те возможности, которые открылись у Путина за десять лет, были использованы абсолютно бездарно, на мой взгляд. Т.е. фундаментальные проблемы страны не были решены, и в некоторых случаях движение шло в обратную сторону. Хотя денег было много.

— Давайте немного «о вечном». Русские люди отличаются глубоким уважением к самой идее законности, справедливости и столь же глубоким пренебрежением (вплоть до презрения) к воплощению этой идеи. Я думаю, что в глубине души люди не разделяют понятия законности и справедливости, и если одна из идей не воплощается, то для русского дискредитируется и вторая. Но справедливость все-таки обладает большим приоритетом. Любое нарушение закона одним человеком делает справедливым подобное нарушение и для другого, ну так голова устроена у русских. В итоге все очень быстро разваливается, не взирая ни на какие карательные меры, такой вот замкнутый круг. Вы, как законодатель со стажем, видите какой-либо выход из этого парадокса?

— В данной ситуации очень уместна поговорка: рыба тухнет с головы. Главным оправданием для коррупционеров на муниципальном уровне (я имею в виду оправданием не публичным, а внутренним и проговариваемым «среди своих») является следующее: а в Москве еще больше воруют. И до тех пор, пока и федеральная власть, и наиболее одиозные представители региональной власти (тот же Лужков), будут нагло, цинично, на глазах у всей страны набивать карманы своих друзей и родственников, до этого уважения к закону не будет в принципе. До тех пор, пока депутат или губернатор несётся на машине с мигалкой по встречке и сбивает женщин и детей, и ему за это ничего не будет, остальные миллионы автовладельцев будут понимать, что если очень надо, то можно. Вот в чем проблема.

— А выход-то есть?

— Выход находится не в законодательной, а в политической сфере. У нас законы, в принципе, неплохие. Не потому что я многие из них писал, но есть с чем сравнить. Российские законы и формальные правила, в принципе, очень хорошие. Конечно, есть отдельные детали, но в целом точно не хуже, чем в Венгрии, Польше и Чехии, где тоже постсоветская система. Вопрос в политической воле и в политической системе. Для того чтобы начальство не наглело и не думало, что оно круче, а остальные — быдло, есть только один способ: периодическая сменяемость начальства по результатам честных выборов. И ничего другого человеческая цивилизация не придумала. Единственный способ заставить начальника выполнять собственные законы — это ограничение сроков и проведение честных выборов. Честные выборы — это единственный реалистичный механизм ответственности власти перед народом. Если начальник всех достал, он вор и т.д., надо просто другого избрать, а этого отправить с должности, а то и в тюрьму. Общее понимание, транслируемое в русском народе — «пусть сидит этот еще сто лет, он уже наворовался, а то придёт новый и будет больше воровать» — это адекватное описание ситуации в переходный период от советского строя, когда изначально все были небогатые, включая будущих начальников. Но потом, когда рыночная экономика и демократия устоятся, как правило, за власть борются люди, которым воровать-то особо уже и не надо, первоначальное накопление пройдено.

Есть прямая, абсолютно линейная зависимость, которая миллион раз исследована: коррупция ниже там, где власть реально меняется. И выше там, где десятилетиями сидят одни и те же люди. Это факт. Сравните уровень коррупции в Норвегии или Швеции, где власть меняется каждые два-три года, с коррупцией где-нибудь в арабских странах, где разные Мубараки сидели по 30 лет. Мы где-то посередине находимся. Еще ремарка про русского человека: тут на самом деле слово «русский» не совсем точно описывает эту категорию людей. Это человек не столько русский, сколько советский человек. Потому что именно советский период воспитал определенный взгляд и на историю, и на себя, в рамках которого формальные правила были враждебны людям и не воспринимались как моральные обязательства.

— Всё для народа, что плохо лежит.

— Да. Это чисто советское наследие. Ведь были миллионы вполне русских людей, которые не оказались в Советском Союзе. Они как-то жили, не нарушая законы своих государств, не воруя.

— Здесь речь идёт о том, что закон и справедливость в головах вступают в противоречие, что хорошо бы по закону, но по справедливости важнее.

— Глубокой причиной того, что справедливость и закон — это разные вещи, является то, что люди не воспринимают власть как свою. Для них любой начальник — это какой-то враг, который сел в кресло и старается жизнь испортить людям. Они не воспринимают власть советскую и российскую, как избранную ими, нанятую ими для решения общих вопросов. И по этой причине то, что из власти выходит — в частности законы, воспринимается, как что-то чуждое нам. Для того, чтоб в голове создалась такая картина, нужны были десятилетия советской власти, где выборы не значили ничего. И это остается. Но это преодолевается, через это проходили все народы, и мы тоже пройдем.

— Когда пройдем? На политической сцене уже двадцать лет мы наблюдаем одни и те же фигуры. Путин и Медведев, они формально вроде бы новенькие, но они преемники и поэтому не вносят никакой свежести. И в городе примерно та же ситуация. Увидим ли мы, новое лицо в политике? Того же Прохорова, например? Если увидим, то в каком качестве? Стоит ли смотреть на таких людей, как Навальный и Чирикова?

— Есть принципиальная разница между политикой 90-х годов, наиболее яркий представитель которой Ельцин, и политикой двухтысячных, где безусловно фигура Путина ключевая. В 90-е годы страна лежала в руинах. Советский Союз рухнул, и те, кому пришлось руководить страной или городом в начале 90-х, оказывались в ситуации камикадзе в любом случае. Ни при каких обстоятельствах они не могли остаться любимыми народом, потому что народ всё видит так: до 90-го года все шло хорошо, потом всё развалилось, и кто виноват — тот, кто при развале присутствовал. А то, что развал СССР был предопределён десятилетиями совершенно безумной политики КПСС — это никого не волнует.

Что происходит дальше? Именно в начале 90-х, в условиях всеобщего подъема энтузиазма под названием «Так жить нельзя! Долой начальство!» механизм возникновения политических лидеров был таков, что появлялись фигуры яркие, способные публично выступать. Эта волна породила Ельцина, Собчака, Немцова… В результате титанических усилий этих персонажей и тех людей, которые возглавляли регионы и города в тот период времени — при всех их грехах и ошибках — были созданы основы рыночной экономики и заготовки современных общественных институтов, чтобы было на чём дальше строить жизнь.

Потом к власти пришел Путин, пришел на отрицании народом ельцинского бардака. И вот тут Путину просто «попёрло». Есть два обстоятельства, которые предопределили успехи Путина.

Первая — цены на нефть. Когда Ельцин был у власти, нефть стоила до 10 долларов за баррель, когда Путин — в среднем 100. Это имеет фундаментальное значение для бюджетных возможностей государства.

Вторая вещь: именно на приход Путина — это перелом 90-х и 00-ых годов — пришлась крайне благоприятная демографическая ситуация в стране, связанная с тем, что в силу «третьего эха» войны, где-то с 1995 по 2005 год относительно мало людей выходило на пенсию, много вступало во взрослую жизнь, и многие становились родителями.

Короче говоря, возможности для проведения масштабной социальной политики были феноменальные. Именно поэтому Путин так долго держится у власти, и он реально популярен. Уровень доверия к Путину никогда не опускался ниже 50%, что для современной страны, вообще говоря, редкость большая. Но всё проходит…

К сожалению, в этот период Путин использовал благоприятную экономическую конъюнктуру и демографическую ситуацию не для того, для чего стоило бы использовать — не для создания современной инфраструктуры и общественных институтов. Он воспользовался этим для усиления собственной власти — полностью была зачищена политическая поляна и убраны реальные конкуренты.

— То есть это с его правлением связано отсутствие новых фигур?

— Конечно. Я находился внутри этих процессов, я могу долго рассказывать, какими технологическими средствами в стране уничтожалась политическая конкуренция — установление контроля над телеэфиром, маргинализация всех оппозиционеров, изменение законов о партиях и выборах. В результате яркие фигуры, возникшие в 90-е годы — Немцов, Хакамада, — все оказались вытеснены. И Путин мог назначить премьер-министром кого угодно. Как только какая-то фигура, например Касьянов, выпадала из обоймы Путина, она тут же маргинализировалась, политически уничтожалась.

Но, без всякого сомнения, сейчас у Путина очень тяжелая ситуация. Дело в том, что он человек умный, он прекрасно понимает, что следующие двенадцать лет будут радикально отличаться от нулевых годов. По двум причинам. Первая причина, с которой сделать нельзя ничего абсолютно — это демографическая, она связана с тем, что ежегодно на пенсию выходит два миллиона человек, а достигает трудоспособного возраста в два раза меньше. Это означает, что никакого способа сохранить существующую пенсионную систему нет. Те люди, которые говорят — а как же высокие пенсии в СССР? — должны понимать радикальное отличие того времени от нашего: когда создавалась советская пенсионная система, пенсию получали всего 3 процента населения, а сейчас — почти 30 процентов.

— И производство невозможно сохранить — кто будет там работать?

— Конечно, да. За это цепляется масса других проблем. Кроме того, достигает 18-летнего возраста каждый год примерно 700 тыс. юношей. Это означает, что в принципе невозможно иметь миллионную армию — или надо увеличивать срок службы, потому что даже если всех до одного призвать — и больных, и студентов — все равно не наберется миллионная армия. Путину придётся увеличивать пенсионный возраст, и Путину придётся сокращать силовую бюрократию в целом: армию, полицию, ФСБ. Другого варианта не существует.

— Так откуда-нибудь фигуры новые появятся?

— Я думаю, что Путин скорее всего пойдет на серьезную либерализацию политической системы с тем, чтобы разделить ответственность за вот эти реформы. Скорее всего в правительстве будет Кудрин, который всё это провозглашает, скорее всего, будет деконцентрация политической власти на уровне парламента. То есть на этих выборах ЕдРо, наверное, получит пятьдесят процентов, но уже не получит большинства во многих региональных парламентах. В следующем цикле ЕдРо потеряет большинство в Думе абсолютно точно. И вот это-то и создает возможности для появления новых фигур.

— А какого типа люди придут? Из бизнеса? Будут люди типа Прохорова или типа Навального с Чириковой?

— Вряд ли. До сих пор все персонажи российской политики возникали из бюрократии с помощью телевизора, всегда было только так. Те же самые Немцов или Касьянов когда-то занимали крупные государственные посты. Кто знал Путина до того, как Ельцин объявил его преемником?

— То есть считаете, что приход новых лиц будет из старых?

— Ага, но с новыми ролями, типа Кудрина.

— То есть совершенно новых лиц не появится?

— Вы знаете, чем отличается политика в России от политики в Венгрии или Чехии? Условно говоря, в Венгрии, Чехии или даже Польше вы можете вырастить национального лидера путем объезда страны. В России это абсолютно невозможно. Россия слишком большая и слишком разреженная в пространстве страна, чтобы человек стал известным путём перемещения по городам и весям. Она слишком большая для этого.

— Но сейчас же есть Интернет.

— Интернет до сих пор не является в России серьезным политическим инструментом. При всей популярности в Интернете Навального, его узнаваемость среди избирателей страны порядка 1%. Если Навального начнут показывать по центральным каналам, его узнаваемость сильно вырастет. Но мне кажется, что скорее начнут показывать Кудрина.

Я могу сказать следующее: у Прохорова узнаваемость была на уровне 5%, когда он вступил в политику. Про него что-то слышало процентов 20, но всё, что слышали, было связано с Куршевелем и немного с Ё-мобилем. В результате того, что Прохоров в течение всего трёх месяцев был на федеральной политической сцене, в телевизоре, его узнаваемость выросла до 60%, а доверие достигло 10%. Вот вам результат.

— То есть только за счёт телевизора?

— Мне неизвестны другие способы сделать человека в России известным за короткое время… Тот, кто думает, что можно просто ходить на митинги и стать известным всероссийски, к сожалению, ошибается. Это плохо, это ужасно, но это не работает в современной России. Может и Прохоров еще будет премьером, я не знаю. Кого Путин назначит, тот и будет.

— То есть без воли Путина новые лица не появятся?

— В ближайшие годы — нет. В России легитимность власти и начальства до сих пор весьма высока — масштабно выше, чем нужно для того, чтобы были возможны сюжеты типа «оранжевой революции». В России нет и той степени ухудшения жизни людей, при которой миллионы начинают всерьез двигаться в сторону революции. Не знаю, к сожалению или к счастью, но люди в целом приспособились к рыночно-коррупционной экономике. Да, кризис кого-то затронул, но в целом в стране нет людей, которые бы реально голодали или жили на улице, как это происходит в Африке или в Азии.

— Рекламу видели Жириновского? Про круговое хождение денег.

— Да-да. Но тема, которую они развивают под названием «коррупция, несправедливость и т.д.», людей не особенно мобилизует. Потому что большинство людей в нашей стране считает — да, это отвратительно, но увы, мир устроен именно так. И, как показывает опыт, 90% изначально порядочных и честных людей (подчеркиваю, не 100, но 90% людей), оказавшись в начальстве, ведут себя абсолютно так же. Это означает, что такое поведение является социально приемлемым. Поэтому, на мой взгляд, такая тактика возможна, но она не приведет к каким-то значимым результатам в стране.

Подчеркну: через 5 лет ситуация может поменяться. Если Путин будет пытаться удержать вертикаль и монополию «Единой России», тогда сценарий недоверия к начальству как таковому, как к классу, может достичь критической точки. Тогда возможен сценарий арабского типа. Но мне кажется, что Путин достаточно адекватен, чтобы этого не допустить. Он точно не хочет повторить судьбу Горбачева. В какой-то момент он поймет, что нужно менять систему власти. Я, кстати, думаю, что он это уже понял, просто он ждет удобного момента, чтобы это сделать. И я думаю, что реально эта ситуация будет ближе к концу следующего думского цикла.

— Спасибо, Борис Борисович, за содержательную беседу. Удачи вам на выборах!

Беседовал М. Домовенко

Погода