Мытищинский

Участковая избирательная комиссия участка № 336. Оплот жуликов и воров?

Политика — 28 Февраля 2012, 13:08

К выборам мои друзья сделали неожиданное предложение, от которого я не смогла отказаться, — провести день выборов на избирательном участке своего дома. И не просто наблюдателем, а в качестве члена участковой комиссии с правом совещательного голоса. Рассказы о злоупотреблениях на выборах уже давно ходят среди народа, но мне они казались преувеличенными.

Мой участок № 336 находился в Детской школе искусств, избиратели живут в корпусах дома 7 по проспекту Пацаева. Прихожу на участок и вижу, что практически все члены участковой комиссии — сотрудники «ЖилКомСервис» и его подрядных фирм «ОлимпСтрой» и «Марафон». Председатель комиссии Копанец мне известен тем, что пополняет бюджет своего МУП «СП технического обеспечения» за счет денежных средств жителей, чьи дома, к несчастью для их карманов, оборудованы средствами противопожарной безопасности. Комиссия состоит из сотрудников коммунального хозяйства, и лишь единственный ее член — из программистов.

Докладываю председателю о прибытии, оформляю свое удостоверение и знакомлюсь с коллегами — наблюдателями, т.к. с комиссией давно знакомы — офисные дамочки: управляющие, инженеры, контролеры, смотрители-надзиратели. Давно уже эта команда намозолила мне глаза на собраниях якобы жителей по якобы решению всем миром наболевших вопросов ЖКХ.

Наблюдаю за процедурой голосования. Народ идет вяло, участок маленький — всего 750 избирателей из 9 жилых домов. Уже день к концу, а участок посетила едва ли половина избирателей. Вдруг вижу управляющую домами Агешину Маргариту. Идет она к столу комиссии, берет бюллетень и направляется к кабинке. Я точно знаю, что ей положено голосовать в 10-й школе, поэтому подхожу к председателю и спрашиваю, что делает на участке посторонний человек? Председатель бежит к Агешиной, шепчет что-то, дамы из комиссии кричат, что бюллетени взяты просто так, для знакомства — почитать захотелось, а кроме бюллетеней для утоления внезапно нахлынувшей жажды чтения предложить нечего.

Председатель выпроводил Агешину. Та ушла, не солоно хлебавши и уведя с собой группу сомнительных лиц, которые потоптались возле участка, но зайти не решились.

Отбив атаку чужаков на свой участок, я решила копнуть поглубже и потребовала список голосовавших по открепительным талонам. К моему удивлению, мне дали целую пачку — около 30 штук. На такой крошечный участок явно был совершен набег. Пролистав пачку, с удивлением обнаружила, что в ней немало знакомых фамилий, и все они работают или в системе ЖКХ, или в администрации города. Все живут в Москве или в дальнем Подмосковье, но так привязаны к Долгопрудному, что даже в воскресенье гражданский долг отдают по месту работы, и дальний путь им не помеха! Ни одного из этих людей на участке я не видела, поэтому продолжила проверку, затребовав сравнения со списком открепительных талонов соседнего участка.

Что тут началось! Крики из-за набега команды Агешиной показались пением соловья. Все были до глубины оскорблены моими требованиями проверки. Мне кричали, что люди так болеют за свою работу, что даже в выходной день едут в Долгопрудный проголосовать. Ведь жители города сами правильно не проголосуют! Кто-то совал мне телефон, убеждая, что голосовавший по талону человек в этот день дежурит на работе. Слегка оторопев от такого напора, беру трубку, слышу детские голоса, знакомый мужской голос спрашивает: в чем дело? Я понимаю, что разговариваю с директором «ОлимпСтрой», выпускником Физтеха Димой Земляным. Интересуюсь его времяпровождением и спрашиваю о выборах. Дима отвечает, что он отдыхает дома и просит не морочить ему голову выборами. Разговаривать больше не о чем, все ясно.

Возвращаясь к своим обязанностям, требую повторно проверки. Мне отказывают настойчиво, явно имитируя скандал. Стараясь абстрагироваться, медитирую вопли в шум водопада и пишу акт о выявленном нарушении, отдаю его на подпись председателю. Тот берет свой экземпляр, но подписать отказывается. Полагаю, что должна ему дать возможность одуматься и не тороплюсь писать акт по второму нарушению — отказ от подписи первого акта. Наконец председатель зовет меня, но вместо акта вручает мне копию протокола об отстранении меня от участия в наблюдении за выборами. Это уже не просто базарные крики, это — нарушение закона. Требую повторно подписать мой акт, указываю председателю на то, что отстранять меня он не имеет права. Требую заверить копию протокола. Копанец сгоряча заверяет мне протокольчик, но мой акт подписать отказывается и грозит мне полицией. Я настаиваю на своем — требую подписи акта и проверки дополнительного списка чужаков.

Копанец зовет полицейского. Подходит майор, представляется Войцеховским Станиславом. Что-то бубнит про нарушение порядка, требует от меня удалиться с участка. Показываю ему свое удостоверение и объясняю, что я — член участковой комиссии и уходить не собираюсь. Пока мы пререкались, выборы закончились, участок закрылся. Майор от уговоров перешел к угрозам и вызвал подмогу. Подмога прибыла на удивление быстро — трое полицейских под два метра ростом. Увеличение количества стражей порядка к восстановлению порядка не привело. Несмотря на мое законное право беспрепятственно контролировать выборы, стражи «порядка» чинили препятствия моим законным действиям.

Все дальнейшее было настолько неправдоподобно, что, если бы не участвовала сама, ни за что бы не поверила. Трещев заявил мне, что я могу по-тихому уйти из школы, тогда протокол о моем «правонарушении» он не составит. Убеждать его в незаконности требований было бесполезно. Я категорически отказалась идти на незаконную сделку и заявила, что не сдвинусь с места. Войцеховский переговорил с Трещевым и скомандовал своим подчиненным удалить меня силой.

Меня потащили к выходу школы искусств, выкрутив руки за спину. При этом Войцеховский деловито советовал мучителям поднять кисти моих рук повыше. От боли было трудно дышать, от ненависти замутило сознание. Их долг — соблюдать закон и порядок, а они защищают нарушителей от законного контроля выборов. Какие же нарушения совершили Копанец с подручными, если их так напугала рядовая проверка, что ради заметания следов они пошли на силовые действия?

Меня бросили в «воронок» и отвезли в отделение. Я позвонила друзьям и сообщила об этом моим мучителям, чтобы они знали и не зарывались в азарте, терзая женщину, которая ни одному из них не доставала даже до плеча. В отделении к трем извергам присоединилось еще не менее пяти, но, несмотря на численное превосходство, бить меня не стали, и даже не помешали мне надеть привезенную другом шубку. Не спеша, смакуя победу троих здоровенных мужиков над одной маленькой женщиной, составили протокол. Все было позади, полиция выполнила задание — устранила помеху «правильному» проведению выборов. Я вернулась на участок, но Войцеховский запер дверь и не пустил не только меня, но и приехавшего на участок кандидата в депутаты. Майор явно не дружил с законом. Он делал главное — выполнял приказ своего начальства и не допускал реального контроля выборов.

На следующий день болели вывернутые руки. Я никак не могла отделаться от мерзких воспоминаний, а в ушах все еще стояли визгливые крики избиркомовцев-коммунальщиков. На работе встретила расстроенную пожилую коллегу. Она пожаловалась, что не успела оформить в собственность землю под своим домом, чем воспользовался богатый сосед и по поддельным документам захватил ее участок. Теперь ее сгоняют со двора, на котором она прожила всю жизнь. Я поняла, что мои неприятности — просто мелочь, и на вопросы моих учеников о ходе выборов без обиняков все рассказала. Юные души еще не покрылись коростой безразличия, остро чувствуют несправедливость. Они еще слишком юны и не участвуют в выборах, но с гордостью сообщили мне о том, что в институте подтасовок на выборах не было. Наверное, именно поэтому уже неделю задерживается выплата стипендий и заработной платы. И почему-то это никого не удивляет.

P.S. Боли не проходили, и я обратилась в городскую поликлинику за медицинской помощью. Врач осмотрел мои травмы, назначил лечение, но справку о травматизме не выдал, объяснив отказ запретом полиции. Говорливый врач пояснил, что запрет появился недавно, перед выборами, потому, что есть нехорошие граждане, которые получают справки по травматизму, а потом качают права не только по месту жительства, но еще едут в Москву, пишут в газеты, обращаются в суд, портят людям настроение и отвлекают от работы.

И. Судьба


Версия для печати