Притча о надежде

В подмосковном Мелихове состоялась премьера спектакля по пьесе Александра Гельмана «Скамейка».

Пролог.

Сколько уже написано стихов, спето песен, поставлено пьес про пресловутые «два одиночества»! Но тема эта, как понимает каждый живущий на нашей старушке-Земле человек, остается актуальной и неисчерпаемой и по сей день. Проходят годы и века, одни поколения вытесняют из мира другие, но каждое из них рождает новые сюжеты, в которых Он и Она просто встречаются, тщатся понять друг друга, говорят друг другу простые слова, но, увы, – также просто расходятся восвояси и остаются один на один со своими одиночествами. Об этом  33 года назад известный драматург Александр Гельман написал свою пьесу «Скамейка», которую с тех пор бессчетное число раз сыграли разные театры мира. Вечная тема заинтересовала и режиссеров ХХI века. В том числе Татьяну Воронину, поставившую спектакль по этой пьесе в Мелиховском театре «Чеховская студия», который уже почти десять лет существует при Государственном Литературно-мемориальном музее-заповеднике А.П. Чехова. Изначально мысль о постановке пьесы А. Гельмана  пришла в голову недавно назначенному директору театра Евгении  Масаловой. Ее поддержали главный режиссер театра Владимир Байчер и генеральный директор Музея-заповедника Константин Бобков.  В. Байчер предложил поставить спектакль своей ученице Т. Ворониной, которая уже не раз работала с мелиховскими артистами. И вот накануне женского праздника 8 марта «Театральный двор» - огромный бревенчатый сруб Мелиховского музея-заповедника – принял первых зрителей премьерного спектакля.

Пьеса.

Автор этих строк, решив перед мелиховской премьерой обновить свои давние впечатления о пьесе, перечитал ее и был поражен. Признаюсь честно, я никак не ожидал, что «Скамейка» так захватит меня стремительностью действия, образностью и «вкусностью» языка, остроумием и узнаваемостью героев, и, конечно, великолепно «скроенным» сюжетом. Поэтому я с недоумением вспоминал нападки некоторых критиков, которые в свое время упрекали А. И. Гельмана в вымышленности и надуманности ситуации, описанной им в пьесе, которая, ко всему прочему, оказалась на редкость современной, созвучной сегодняшнему дню.  И если бы не некоторые явные приметы середины 80-х, как например, упоминание размера зарплаты героя, трамвайной кассы, в которую надо опускать мелочь и потом отрывать билет, а также рокового слова «дефицит», то у несведущего человека не возникло бы никаких сомнений в том, что она написана в наши дни.

Александр Исаакович Гельман, наверное, сам того не ведая, своей пьесой преподал своеобразный урок большинству представителей молодой российской драматургии. Оказывается, можно быть современным и актуальным, сохраняя такт, интеллигентность, не употребляя ненормативную  лексику и не выводя на сцену в качестве героев разного рода «лузеров», наркоманов, продажных «ментов» и деклассированных элементов. И поэтому простая история о несбывшейся любви двух немолодых людей так «стреляет» тебе в душу, не надрывая ее, а делая чище, умнее и выше.

Жанр.

В анонсе, предваряющем премьеру, было сказано, что зрители окажутся «гостями стендап кафе, в котором царит непринужденная атмосфера и стирается граница между сценой и зрительным залом, между главными героями и актерами, рассказывающими о них». Признаюсь: прочитав эти слова, я приуныл. В памяти сразу всплыли так называемые «стендап камеди» (standup comedy), что переводится с английского примерно как «юмор стоящего», то есть, в формате «стою на сцене с микрофоном и веселю народ». Одно время в ходу был даже термин «стендаписты», которые в нашей стране в основном пробавлялись разными – в основном сомнительного сорта - остротами писателей-сатириков. Направляясь в заснеженное Мелихово, я с трудом представлял себе, как Татьяна Воронина собирается совместить пронзительную пьесу А. Гельмана с выбранным ею жанром и формой сценического повествования. Хотя был абсолютно согласен со словами, сказанными ею до премьеры: «Я убеждена, что с годами меняется не актуальность пьесы, а зрительское восприятие. И сейчас все труднее верить в подлинность бытового существования на сцене, зритель уже не верит в “четвертую стену”, как во времена Чехова и Станиславского. И как бы мы ни сопротивлялись этому, тем не менее, это - факт эволюции театра. Поэтому мы  вынуждены искать новые формы, в том числе новые формы актерского существования и  общения со зрителем».

Что ж, режиссер выбрала не самый легкий и не очень привычный театральный жанр, который не предусматривает столь близкого и милого сердцу российского зрителя переживания и психологического оправдания образов героев. Но, при этом, осмелюсь предположить, что тому же зрителю, прежде всего, нужно, чтобы к нему «в душу проникли и согрели». А то, как это сделано, в конце концов, не так уж важно. А этот спектакль, безусловно, проникает в душу и греет ее. Но об этом чуть позже. А пока несколько слов о пространстве.  

Режиссер-художник.

Давно знакомый и, казалось бы, изученный вдоль и поперек интерьер бревенчатого сруба мелиховского «Театрального двора» (который, кстати, в чеховские времена выполнял функции скотного двора) твердой режиссерской рукой Татьяны Ворониной (она же в данном случае выступила в роли художника-сценографа) решительно «перепланирован» и превращен в симпатичное кафе. Левый угол избы режиссер-художник  «отрезает», превращая образовавшийся треугольник в небольшую сцену, похожую на те, что можно сегодня увидеть в разнообразных барах и клубах.

Эта приподнятая над полом сантиметров на 35-40 площадка, покрашенная сочной коричневой краской, оформлена достаточно аскетично. На заднем плане - два высоких и узких стула, по краям – два пюпитра с пачками листов бумаги, которые периодически листают актеры (но вовсе не потому, что не знают текста, а сообразуясь с жанровыми особенностями спектакля). Доминантой сценического оформления становятся два роскошных увесистых микрофона - таких, которые были в ходу на эстраде, наверное, лет тридцать-сорок назад. Замечу, что никакой скамейки на сцене нет, о чем и предупреждала перед премьерой режиссер. Внимание входящих в театр зрителей сразу привлекает расположенная в противоположном углу «Театрального двора»  стойка типично советского бара, за которой стоит одетая по общепитовской моде 80-х очаровательная, улыбчивая буфетчица, приветливо и совершенно бесплатно предлагающая желающим разного рода вкусные напитки. Драматург не предусмотрел этого персонажа в своей пьесе, буфетчица – это придумка автора спектакля. Между тем, она очень оживляет обстановку перед спектаклем и в немалой степени способствует погружению зрителя в атмосферу 80-х годов. Эту буфетчицу превосходно играет мелиховская актриса Ольга Яблонская.

А тем временем в двух метрах от сцены за стильные и легкие парковые столики усаживаются «везунчики» - первые посетители этого «стендап кафе». Остальным приходится «довольствоваться» обычными местами на втором плане зрительного зала. (Прошу будущих мелиховских зрителей учесть это!)

Спектакль.

Не привлекая поначалу к себе особого внимания, на сцене появляются актеры. Перекидываясь между собой негромкими репликами и непринужденно общаясь со зрителями, они начинают свое «стендап представление». Одетые с иголочки в роскошные  костюмы, они поначалу напоминают «крутых» ведущих раскрученных мероприятий отечественного шоу-бизнеса, громогласно декламирующих свои тексты под восторженные вопли толпы. Вспомнились слова Татьяны Ворониной, сказанные накануне премьеры о будущем спектакле:  «Все быстро, конфликтно, нелепо, все лицедействуют, играют в какую-то игру, от этого становится смешно и грустно одновременно».

Действительно, поначалу наблюдать за этой «шоу-парой», выпаливающей как из пулемета по очереди какие-то, на первый взгляд, банальные фразы, и смешно и грустно. Уже после спектакля, смотря телевизор, я услышал из уст прославленного балетмейстера Бориса Эйфмана горькую фразу о том, что в наше время общение между людьми превратилось в словоблудие, когда слова становятся лишь сотрясением воздуха, за которыми – пустота. Вот так поначалу «блудят словами» герои спектакля, уверенно и бодро декламируя вложенные в их уста тексты. (Напомню, что персонажи пьесы – два не очень молодых и не очень счастливых человека:  «Она» - одинокая, разведенная женщина, безуспешно ищущая себе спутника жизни, «Он» - на первый взгляд, вполне уверенный в себе мужчина, пытающийся найти утешение в мимолетных парковых знакомствах. У них год назад случился кратковременный роман, а теперь они, встретившись и как бы заново познакомившись на скамейке в парке, начинают новый «раунд» своего общения). И вдруг по ходу этой эстрадной бравады в твое сердце исподволь начинает проникать какая-то необъяснимая грусть-тоска и сострадание к этим неустроенным людям. Ты видишь, как с их лиц медленно, но верно сползают равнодушные маски, в глазах появляется тепло и боль, а сотрясения воздуха превращаются в очень «человеческие» и пронзительные слова. Они пытаются пробиться друг к другу через ту стену непонимания и отчуждения, которую сами же и поначалу и воздвигают. Потом опять пытаются ее разрушить и тут же сооружают вновь. И так до бесконечности! Женщина и мужчина продолжают свой словесный «пинг-понг», но между ними уже возникает невидимая «вольтова дуга», и какая-то мощная сила притягивает их друг к другу. И бороться с ней невозможно.

Они пытаются понять и даже  простить друг друга, пробуют склеить треснувшую «чашку». Но не получается. И все начинается сызнова. У них не достает сил разрубить «гордиев узел» и расстаться. Но и разрушить стену и честно признаться в том, что они уже не могут жить друг без друга и что-то, наконец, решить, тоже не получается. Вот и бьются эти двое как птицы о стекло, пытаясь вылететь на волю… И когда мелькают призрачные проблески надежды, они вынимают из карманов белые резиновые шарики, надувают их и разбрасывают по сцене. И эти белоснежные «комки надежды», как частички их душ, лежат на сцене в молчаливом ожидании, что их соединят во что-то единое, большое и теплое. Но когда последняя надежда иссякает, Он и Она подбирают с пола эти печальные белые комочки и безжалостно «убивают» их. Она булавкой как будто выкалывает им глаза, а Он могучими «лапами» сворачивает им тоненькие «шейки». Но и после этой «экзекуции» свет в конце тоннеля еще брезжит. Он и Она расходятся в разные стороны, растворяясь в темноте и бормоча слова надежды. Каждый – свои, затаённые…

Музыка.

Одно из главных действующих лиц спектакля - очень точно подобранная музыка, почти непрерывно сопровождающая действие. Причем, она превращается не просто в иллюстрацию и «приправу» к происходящему на сцене действу, но становится абсолютно самостоятельным и ярким его ингредиентом. В дивные мелодии Pink Floyd, David Lang, Dead Brothers, Tiger Lillies, Ólafur Arnalds, Le Petit Chevalier,  Björk, Леонида Федорова и других музыкантов органично и тонко вплетаются импровизации саксофониста Владимира Голованова.

А песни  Земфиры и Ирины Богушевской, которые исполняют женщины, играющие главную героиню, вызывают овации публики и заставляют размышлять и строить планы по поводу возможной вокальной карьеры двух прекрасных мелиховских актрис. 

Она.

Наше информационное агентство уже знакомило читателей с некоторыми актерами Мелиховского театра. И так получилось, что именно эти «некоторые» и сыграли премьеру «Скамейки». Героиню в первом  составе играет заслуженная артистка России Наталья Беляева, во втором – актриса Марина Суворова. Эти замечательные женщины абсолютно не похожи друг на друга ни внешне, ни по своей психофизике. И каждая  пытается «вместить» в героиню свою боль, свои воспоминания, свои потери и обретения. Наталья Беляева, будучи по своей человеческой природе женщиной сильной и при всей своей женственности, нежности и шарме порой даже жесткой, не пытается разжалобить ни зрителей, ни партнера, ни саму себя.

Ее героиня, которую зовут Вера, скрывает подобно айсбергу 9\10 своих чувств и помыслов внутри, не допуская никого до сокровенных уголков своей души. Она привыкла так жить и общаться. Наверное, ей когда-то преподали хороший «урок», и она усвоила на всю жизнь: чуть раскроешься, тебя тут же «сожрут с потрохами» или наплюют в душу. Вера Натальи Беляевой тянется к своему вновь обретенному знакомому, но жизнь научила ее не доверять «подлым и коварным» мужикам. Поэтому и она в ответ на его ложь лукавит и плутует. И только в ее глазах на фоне внешней «стендап бравады» ты видишь нерастраченную нежность и боль этой женщины. Но ты ощущаешь в них и едва заметный холодок отчуждения, который неровен час может поглотить ее душу целиком, но которому она пытается противостоять. Описать взгляд героини Натальи Беляевой в тот момент, когда плачет мужчина, невозможно. Эта женщина сама не привыкла плакать, поэтому его слезы вызывают в ней и оторопь, и жалость, и сострадание к этому несчастному, слабому, неприкаянному мужичку-лгунишке «Николаю-Алексею-Феде», который по воле «судьбы-индейки» встретился на ее пути. Накануне премьеры «Скамейки» Наталья, отвечая на мой вопрос о сути этой пьесы, сказала: «Мы видим двух не вполне счастливых людей, которые пытаются в своей жизни что-то такое сообразить, чтобы...не было так невыносимо больно жить». Но, проживая вместе с героиней эту боль, Наталья как бы оставляет зрителям надежду: а может быть, все же что-то склеится, может быть, он придет к ней?! И зрители обоих полов, хлюпая носами и вытирая слезы, искренне желают, чтобы так и произошло.

Марина Суворова в нашей беседе перед премьерой сказала, что «Скамейка» - это история о раненых людях. «Иногда мы им сочувствуем, понимаем их, поддерживаем, иногда не соглашаемся, даже бунтуем. Зритель видит их историю через нас, а нас через них. Получается, что моя героиня - это я. А женщина и мужчина в парке, это те, о которых я рассказываю... Да, они мне интересны. Они живые, они эмоциональные, страстные, очень одинокие…Пьеса о самых сильных страхах человека. О ненужности, об одиночестве. Пьеса-притча, о "законе жизни": "Каждый день на земле тысячи мужчин обманывают тысячи женщин..." и наоборот. Пьеса о доверии, о том, как страшно обнаружить себя и обнажиться перед другим». Вера Марины Суворовой - женщина более мягкая и трепетная, чем у Натальи Беляевой. Ее «пушистые» глаза, вкрадчивость и «домашность» сразу располагают к себе зрителя. Хотя, наверное, излишняя бытовизм и  психологичность актрисы в этой роли пока что входит в противоречие с тем «театром представления», который задумала режиссер Татьяна Воронина. Но, тем не менее, в процессе спектакля с этой Верой на сцене тоже происходит некая метаморфоза: за образом яркой, независимой, эмансипированной ведущей «стендап кафе» вдруг угадывается неустроенная и одинокая душа…

Он.

Героя пьесы в паре с Натальей Беляевой играет известный нашему читателю артист Мелиховского и Серпуховского театров Сергей Кирюшкин. Его мощный, импозантный, уверенный в себе «мужичок-ходок» поначалу хорохорится, гарцует, пытаясь околдовать очередную «жертву». Но вскоре становится ясно, что он тоже зажат и закомплексован, несмотря на свою мужскую стать и шарм. И его тоже изрядно побила жизнь. Он - такой же раненый, как и она - готов полюбить, и, может быть, даже пойти с ней на край света (т.е. переселиться в ее маленькую квартиру). Но по давней привычке не перестает врать и потом запутывается в своем вранье, как пойманный в сетку зверь. Хотя врет он ей «с три короба» вовсе не по причине своей хитрости или коварства. Просто не в его правилах раскрываться перед женщинами. Видимо, однажды, обжегшись на молоке, он теперь дует на воду. Вот и выдумывает небылицы, пытаясь спрятаться от реальности за частоколом своей лжи. Кроме всего прочего, в нем, как и в каждом слабом мужике, сидит гоголевский Подколесин. Такому легче прыгнуть в окно, чем решиться на какие-то изменения в судьбе.

Казалось бы, все предельно ясно: на одной чаше весов – тоскливая жизнь с «холерой-женой», а на другой – прекрасная, нежная, любящая женщина, носящая необыкновенное имя Вера. Надо только найти в себе силы переступить черту. Но не получается. Кишка тонка. И, когда уже не хватает слов, он плачет. Но разве в «стендап кафе» позволительно плакать по-настоящему?! Конечно, нет! И артист берет грим и вместо слез рисует на своем лице скорбные разноцветные полоски, которые рвут душу зрителя почище иных рыданий и стенаний... В паре с Мариной Суворовой мужчину играет актер Леонид Кабаргин, которому предстоит еще немало поработать над этой сложной ролью.

Эпилог.

«Но вспять безумцев не поворотить -

 Они уже согласны заплатить:

 Любой ценой - и жизнью бы рискнули, -

 Чтобы не дать порвать, чтоб сохранить

 Волшебную невидимую нить,

 Которую меж ними протянули…»

 

Павел Подкладов

 

 

 

Фото Алексея  Савостина (МИА «Россия сегодня»), Сергея Калинина и Евгении Потах.