Химки

Папина дочка

Общество — 26 Сентября 2014, 18:22

Валюшка стремительно вбежала в комнату:
— Мама, это правда? Папа жив? Мать протянула открытку:
— Папа почти год лежит в госпитале после плена. Скоро приедет.
— Мамочка, какие мы счастливые: дождались!
Анна Ивановна залюбовалась дочкой: радостным блеском светятся глаза, непокорные русые кудри оттеняют нежный румянец щёк.
Всё ещё не верилось в реальность происходящего: ведь в сорок первом получила похоронку. Боль от потери не утихала, дочка росла без отца. Как-то она сказала:
— Повезло Тоне: папа вернулся. А мы с тобой никогда не дождёмся.
Сердце ребёнка познало взрослое горе. Чем утешить безутешного? Однажды Тоня поделилась:
— Папка какой-то чудной: лицо дёргается, по ночам стонет. Он сильно контужен. Так его жалко: ложку возьмёт — рука трясётся. Бабушка из деревни пришла, как его увидела — заплакала:
— Сыночек, что с тобой сотворили? Валя подумала:
— Папа пусть и такой, как дядя Ваня, только бы вернулся.
Сегодня её день: исполнилось десять лет. По такому случаю мама купила на рынке стакан крупы, картошки. Тётя Клава раздобыла рыбьего жира. В условиях голодного 1946 года — вполне сытный "пир". Старая дама из "бывших", Маргарита Бо-гуславна подарила юбку и кофту, сшитую её добрыми руками.
— Выбрала из моих уцелевших туалетов. Когда-то блистала в них. Ну-ка, примерь, а мы полюбуемся на очарование юности!
Наряд преобразил виновницу торжества.
— Спасибо Вам.
Валя расцеловала благодетельницу.
Первые сентябрьские деньки не хотели расставаться с ласковым солнцем. Небо светилось нежной голубизной крепдешина с плывущими лёгкими облаками.
Валя с подругами возвращалась из школы. Чтобы сократить путь, шли огородами.
Тогда всем желающим выделяли участки, и трудились там и взрослые, и дети. Валя с мамой посадили картошку.
— Наверное, завтра начнём копать. Вырасту большая — буду каждый день есть картошку со сметаной, — размечталась она.
Уже завернули к дому. Их встретил Шамиль:
— Валя, быстрее домой: папа приехал! Он так волновался и радовался за подружку, будто его отец вернулся.
Шамилька — всеобщий любимец, добрая душа. Когда собирали щепки на месте разбомблённого дома, всегда делился с теми, кто мало откопал.
В считанные минуты Валя долетела до комнаты. Распахнув дверь, остановилась в недоумении: обманул Шамилька!
Незнакомый седой очень худой человек... Он с трудом поднялся со стула:
— Не узнала меня? Здравствуй, доченька! Звуки родного голоса развеяли сомнения:
— Папа!
Она замерла у него на груди.
— Мы так долго тебя ждали!
Вскоре с работы пришла мама. Столько радостного волнения подарил этот день... . Вечером Валя сбегала к тёте Маше за молоком.
— Я тебе в большую кринку налью, угощу папу твоего. Я его на улице встретила, сначала не признала даже. Вон как намучился: кожа да кости. У меня в четырнадцатом году дед попал в плен, там и сгинул.
Валя уже знала, что папа был в плену. Он потом мало рассказывал о нём. Как-то Зинка пристала:
— Чего подарками не хвастаешься?
— Какими подарками?
Папа вернулся с пустым мешком.
— Такими! Все чего-нибудь привезли. Вон, Игнатьевы в каких нарядах ходят! А у дяди Васи аккордеон, да ещё велосипед. Мамка сказала: «Кто в плену был, те предатели!» Скажите спасибо, что его отпустили! Скоро с тебя галстук снимут, и с доски Почёта слетишь. А то больно умная!
Валя растерялась: что случилось с Зиной,
откуда столько ненависти? Она в слезах вернулась домой:
— Мама, Зинка обозвала папу предателем.
— Не слушай, не расстраивайся. Люди разные, есть и злые, подлые. А папу в плену не сломали. Не пошёл во
Власовскую армию, не работал на фашистов. Его наши на носилках из барака вынесли, целый год лечили в госпитале.
Как давно это было! Валентина Петровна разбирает семейный архив, слёзы застилают глаза. Милые незабвенные лица на фотографиях. Сколько страданий выпало на долю близких. И как хорошо, что оскорбления, которые ей довелось слышать в адрес отца, не поколебали в её душе любви, уважения, веры в его невиновность.
В памяти оживает картина тех лет. Книжек тогда не хватало. Иногда, вечером на крыльце, в окружении ребят папа рассказывал. Особенный интерес вызвали повести Гоголя. Он так живо импровизировал, передавал интонации героев; его не хотели отпускать:
— А что дальше? Ещё, пожалуйста!
Всем запомнился хрустальный звонкий голос его мандолины. Он то печалился — и божественной красоты мелодии Шуберта, Чайковского навевали сладкую грусть. А потом — задорный "Комаринский". И веселье посещало наше бедное жилище. Звуки музыки лились из открытого окна.
— Небожитель! — вздыхала Маргарита Богуславна.
— Прямо до сердца достаёт, — заключал рассудительный дядя Миша.
К нам приходили мои друзья и подруги:
— Дядя Петя, задачка не получается... Потом я поняла, что они тянулись к
нему, как к отцу. Растили их одни матери. И стал папа любимцем детворы, я даже ревновала. Много лет спустя Фёдор сказал:
— Это благодаря дяде Пете я пошёл по правильной дороге. Инженером стал, как он. Добрый, талантливый, щедрой души человек. Я таких больше не встречал. Повезло тебе с отцом! Ты удивительно похожа на него, папина дочка.
Жаль, что не дожил папа до поры, когда приоткрылась завеса правды о войне. На её героических и трагических страницах сказаны справедливые слова попавших в плен, но не сотрудничавших с фашистами, предпочтя погибель из-за голода, холода, издевательств в дощатых бараках концлагерей.
Папа, ты недолго побыл с нами. Мы старались любовью и заботой поддержать твоё погубленное здоровье. Окаянная война второй раз отняла отца у дочки.
Я благодарна судьбе, что мы тебя дождались. Вспоминаю, с какой радостью произносила тёплое и надёжное слово "папа". В моём классе такое счастье выпало немногим...
Рита ГРЕБЕННИКОВА.


Версия для печати