Ногинский

К Вечному пути

Культура — 22 Ноября 2014, 09:19

Анастасия ПОЛУЯНОВА
Сегодня как никогда жарко. От резкого запаха трав даже больно в глазах. Облезлые коровы лениво пережёвывают жвачку. Красавцы-тополя, отбрасывая скудную тень, поникли. На улице ни души. Но вот появилась женщина. Пыхтя и отдуваясь, она направилась к колодцу. Вслед за ней - девушка лет шестнадцати. Она резво, несмотря на жару, припустила за маячившей перед ней фигурой:
- Тёть Мань! Тёть Мань, погодите! Женщина обернулась и удивлённо спросила:
- Лиза? Тебе что, делать нечего, как в такую жарень по улицам бегать? Ну, чего так переполошилась?
- Да за водой! Вот вы тоже дома не сидите, а я знаю: щи надумали варить, потому что Павел Григорьевич приезжает.
- Вот коза! - засмеялась тетя Маня. - Всё-то ты знаешь!
Дойдя до колодца, обе облегчённо вздохнули - от воды тянуло прохладой.
- Фу-ух, Грише-то, видать, тоскливо, - утёрла потный лоб тётя Маня, - с чего бы ещё жара такая?
- При чём тут жара и какой-то Гриша? - непонимающе протянула Лиза.
- Да ты что? - почти испуганно воскликнула тётя Маня. - Не знаешь про Григория Авраамовича? Мне-то хоть не ври! - продолжила она, хотя возможность поговорить на интересную тему явно была ей по душе. - Слышала о плотнике, лет двадцать назад здесь жил?
- А... дядя Гриша? - обрадовалась Лиза. - Конечно, слышала. Так бы и сказали!
- Ну вот, я и говорю, - энергично подхватила тётя Маня. - Мало кто знает, но тебе я скажу: хоть имя у него русское, но сам он -жид. Отец у него еврей был. Исполнилось Григорию в сорок третьем шестнадцать, как и тебе сейчас. Пришли в их деревню немцы - всех евреев и порешили. А Гриша в поле был, на покосе. Утром с отцом вернулся, увидел мать с братьями мёртвыми, в крови, и дал себе слово за них отомстить.
Отца удар хватил, ясное дело, не мальчик, а тут ещё такое... Повоевать Григорию так и не пришлось. Полгода от немца по лесам и степям бегал, пока наши его не нашли - измученного, обессиленного. Да случилось-то что! Меняла их часть расположение. Гриша на телеге ехал, а бойцы - кто на машине, кто на своих двоих. А тут немцы сверху бомбёжку устроили, всех до одного убило, мальчишку взрывной волной отбросило да телегой накрыло. Жив остался! Пока то да сё, с переломами в госпитале лежал, война и кончиться успела. Руки у Григория были и остались золотые. Любое дерево его слушалось, чего он только не мог! И ставни резать, и заборы ставить, и бани рубить! Даже ребячьи побрякушки - его работа! Тридцать лет он трудился не покладая рук. И хоть бы раз меня послушал! Уж я ему столько говорила: «Отдохни, загоняешь себя - поздно будет!» «Нет, - говорит, - за семью в войну отомстить не вышло, стало быть, для людей работать надо».
- Тёть Мань, - осторожно спросила Лиза, - почему дядя Гриша так мало прожил?
- Так, видать, тоска по семье лета его и съела! - с чувством сказала тётя Маня. - Ещё бы - тридцать лет одному прожить... - перекрестилась она. - Вот только сказывают, как ступил Григорий на Вечный путь, так семью свою и встретил. Хорошо ему, наверное, там. Говорят, что не зря он для людей столько сделал. Иногда вспоминает он землю, и грустно ему, оттого что оставил нас. И когда сильно печалится душа его, тогда и жара стоит сильная. А когда ему хорошо и спокойно, тогда и у нас благодать.
...Сегодня как никогда жарко. Густо пахнет полынь, шумно стрекочут кузнечики. Но нужно знать, что всегда на смену любой жаре обязательно придёт дождь.


Версия для печати