Ногинский

Смерть Пушкина: мифы, легенды, реальность

Культура — 31 Января 2015, 10:06

29 января (по старому стилю) 1837 года оборвалась жизнь Александра Сергеевича Пушкина. Вряд ли в истории России есть событие, по своему трагизму равное безвременной смерти великого поэта. Интерес к творчеству и жизни А.Пушкина огромен и неиссякаем по сей день.
История ранения и гибели Пушкина всегда глубоко интересовала людей. Его уход из жизни стал уравнением со многими неизвестными не только для современников поэта, но и для пушкиноведов нашего времени. Александр Сергеевич оставил две главные загадки гибели: дрался ли он с истинным виновником своего унижения и в чём состояло унижение? Кто был автором и распространителем анонимного пасквиля, явившегося причиной бунта поэта и состоявшейся дуэли? Эти вопросы пока не имеют ответа, но сегодня мы можем абсолютно точно ответить на другие, которые тоже волновали людей разных поколений: правильно ли лечили великого поэта? Можно ли было спасти Пушкина?
Попробуем воссоздать события, которые случились 178 лет тому назад, в те роковые дни.
Портрет через столетья
Четвёртого ноября 1836 года Пушкин некоторые его друзья получили по почте анонимное послание, в котором сообщалось об избрании «г-на Александра Пушкина коадъютером (заместителем) великого магистра ордена рогоносцев» с намёком на неверность жены поэта. Письмо было написано на французском языке, на дорогой почтовой бумаге. Пушкин незамедлительно посылает Дантесу-Геккерену вызов на дуэль.
Друзья убеждают поэта взять вызов обратно. Однако 25 января в расчёте на то, что Дантес будет вынужден сам вызвать его на дуэль, Пушкин пишет посланнику Геккерену, приёмному отцу Дантеса, крайне оскорбительное письмо...
Сделаем тут небольшое отступление. Учитывая, что будем говорить о болезни поэта, мы более подробно остановимся на некоторых этапах его жизни, на его наследственности, физическом развитии, особенностях характера и личности. Начнём с биографии, потому что именно она, как говорят, «самый точный портрет через столетья».
Александр Сергеевич Пушкин принадлежал к обществу, составлявшему цвет российского дворянства. Он родился 26 мая (6 июня по новому стилю) 1799 года в Москве и был вторым ребёнком в семье отставного гвардии майора Сергея Львовича Пушкина и красавицы-креолки Надежды Осиповны, урождённой Ганнибал. В жилах Пушкина текла 1/8 эфиопской крови; мать и отец Пушкина были дальними родственниками. Семья Пушкиных входила в самые образованные московские круги. Отец имел прекрасную библиотеку, писал стихи и поэмы, слыл острословом. В доме собирались поэты, музыканты, художники. Дети воспитывались с французскими гувернёрами, кроме них воспитанием Пушкина занимались бабушка Мария Алексеевна и няня Арина Родионовна.
Что касается физического развития, то в детстве Александр отличался неповоротливостью, происходившей от тучности тела, молчаливостью, что приводило мать в отчаяние, но потом его облик изменился. Пушкин похудел, стал крепок телом, болел редко. Роста он был по тем временам среднего - 166,74 см (кстати, рост Натальи Николаевны Гончаровой - 174 см). По воспоминаниям современников, наиболее достоверный портрет Пушкина являет нам полотно О. Кипренского, где наиболее живо схвачено выражение лица, взгляд. Близкий друг Пушкина В. Нащокина утверждала, что ни один из портретов не передаёт и сотой доли духовной красоты его облика, особенно удивительной красоты его глаз. У Пушкина были большие, выразительные голубые глаза, ослепительно белозубая улыбка и красивые вьющиеся тёмно-русые волосы, густые баки. Правда, с годами волосы вились меньше.
Поэт был лёгок на подъём и, когда выдавалась возможность, с радостью отправлялся в дальнюю дорогу. «Путешествия нужны мне нравственно и физически», - писал он. Александр Сергеевич поддерживал хорошую физическую форму, был неутомимым ходоком. Часто прогуливался с тяжёлой железной палицей, при этом подбрасывал и ловил её на лету, тренировался в стрельбе из пистолета; стрельба в цель входила в круг повседневных занятий Пушкина. В Михайловском он даже оборудовал тир. Пушкин любил лошадей, верховая езда была его страстью. Летом подолгу плавал, а зимой перед завтраком принимал ванну со льдом, любил русскую баню, которую называл «наша вторая мать» - ведь после парилки человек как бы рождался заново. В еде Александр Сергеевич был неприхотлив; как однажды выразился П. Вяземский, лакомкой он не был, хотя имел любимые блюда: печёный картофель, мочёные яблоки, варенье из крыжовника. Словом, Александр Пушкин вёл, как бы сейчас сказали, здоровый образ жизни, и к этому его приучили шесть лет пребывания в лицее, где он провёл юные годы на полном государственном обеспечении, под личным покровительством и попечительством царя и получил европейское образование.
Надежда Осиповна выделяла дочь Ольгу и младшего сына Льва. К Александру была равнодушна. Материально семья Пушкиных жила неустроенно, часто на грани разорения, поэтому Александру Сергеевичу в зрелые годы приходилось нести на себе груз ответственности за всех членов семьи: заниматься делами и вести хозяйство совершенно непрактичного и скупого отца, помогать деньгами родителям и сестре, содержать брата. Надежда Осиповна обладала тяжёлым характером, умела дуться днями, месяцами, а то и годами. Целый год она дулась и не разговаривала с Александром. Отношения улучшились только к 1830 году, что совпало с женитьбой поэта; тогда же мать и сын поняли, что нужны друг другу.
О женитьбе, создании семьи Пушкин начал задумываться в 30 лет. Московских барышень он категорически отверг, посчитав, что лучшей женой для него могла бы стать провинциальная девица. В 31 год он женится по любви -берёт в жёны девятнадцатилетнюю бесприданницу Наталью Николаевну Гончарову, создание «сказочной красоты». Он сам выкупил приданое невесты, а впоследствии оказывал материальную помощь матери своей жены.
Наталья Николаевна родила Пушкину четверых детей. Чувство глубочайшей любви к жене Пушкин сохранил до конца своих дней. О Наталье Николаевне говорили разное: завидовали, пробовали очернить, считали легкомысленной, неверной. Но сохранившиеся письма Гончаровой к мужу, сёстрам, брату, друзьям поэта свидетельствуют о чистоте её натуры, искренности и глубине ума.
Александру Сергеевичу Пушкину досталась неплохая наследственность: его знаменитый прадед Абрам Ганнибал умер на 92-м году жизни, оба его деда, бабушка по линии отца и мать прожили более 60 лет, а бабушка Мария Алексеевна Ганнибал и отец - по 73 года. Сестра Ольга, родившаяся на полтора года раньше Александра Сергеевича, пережила его на 30 с лишним лет. И только младший брат Лев умер относительно рано - на сорок восьмом году жизни, хотя по тем временам и этот возраст считался почтенным.
Хорошая наследственность, воспринятая Александром Сергеевичем от своих родителей, передалась и его детям: старшая дочь Мария Александровна (в замужестве Гартунг) прожила 87 лет, старший сын Александр Александрович, особенно походивший внешностью на отца, успел отметить 81-ю годовщину, младшая дочь Наталья Александровна (во втором браке графиня Меренберг) прожила 76 лет, Григорий Александрович - 70 лет. Таким образом, можно предположить, что Дантесова пуля настигла поэта в середине жизненного пути.
Масштаб гения
То, что А. Пушкин был гений, не вызывает сомнения. Его творчество исследовано сегодня с помощью компьютерной техники лингвистами, изучено литераторами, специалистами по русской словесности, филологами, но тема Пушкина как крупного мыслителя и политолога выпала из серьёзного рассмотрения, отодвинутая мощным поэтическим даром. А между тем Александр Сергеевич выдвигал интереснейшие, исключительно собственные принципиальные мысли о государственном устройстве России, роли самодержавия и дворянства в политической жизни, роли власти, народа. Так, 10 мая 1834 года он писал в дневнике: «Я могу быть подданным, даже рабом, - но холопом или шутом не буду и у Царя Небесного».
В «холопстве» видел Пушкин одну из трагедий России. В знаменитом письме к Чаадаеву, которое так и осталось неотправленным, Пушкин пишет: «В стране отсутствует общественное мнение и господствует равнодушие к долгу, справедливости, праву, истине, циничное презрение к мысли и достоинству человека». Одна из последних преддуэльных дневниковых записей поэта такова: «Истина сильнее царя, коль так, то властитель должен ценить подданных, говорящих ему правду (пусть не всегда лицеприятную), а подданные - обладать мужеством эту правду не приукрашивать». Или ещё: «Дикость, подлость и невежество не уважать прошедшего, пресмыкаться перед настоящим». Рассуждая о дворянстве, Пушкин протестовал против того, что дворянство «стало можно заслужить, как чин», «при этом заслуги перед царствующими особами ценились выше заслуг перед Отечеством». Он писал о династии Романовых, о власти: «Власть обязана уважать своих подданных, а подданные должны уважать власть , сохраняя своё гражданское достоинство, не впадая в холопство». Это уже другая тема, немедицинская, но как всё это современно и совсем не архаично.
Устоявшаяся «филологическая традиция» связывает эти пушкинские размышления лишь с естественным взрослением поэта и эволюцией его взглядов, но такой подход весьма легковесен. Масштабность и ясность государственного мышления Пушкина отмечались многими иностранными дипломатами, которым доводилось встречаться с ним в Петербурге. И даже только что коронованный Николай I после долгой беседы с Пушкиным, доставленным в Москву, вынужден был назвать его умнейшим человеком России.
Великий польский поэт А. Мицкевич писал в письме П. Вяземскому: «Пушкин, коего талант поэтический удивлял читателей, увлекал, изумлял слушателей живостью, тонкостью и ясностью ума своего, был одарён необыкновенной памятью, суждением верным, вкусом утончённым и превосходным. Когда говорил он о политике внешней и отечественной, можно было думать, что слушаешь человека, заматеревшего в государственных делах».
А. Пушкин создал и оставил нам в наследство язык, на котором сегодня мы думаем, говорим и пишем. Пушкин - это наше всё.
Болдинская осень и другие фазы
Несомненно, творчество поэта связано с его личными переживаниями. Анализируя характер Александра Сергеевича, мы не можем упустить из виду исследования специалистов-психологов, которые также не обошли вниманием гениальную личность великого поэта и мыслителя. Самое характерное и яркое, что бросалось в глаза, - это цикличность смены и неустойчивость настроения, далеко выходящая за пределы нормальной ритмичности у обыкновенных людей. В мемуарной литературе и воспоминаниях современников подчёркивалось, что к Пушкину нельзя было подходить с заданными мерками, он был во всём неоднозначен. Пушкин менялся не только в разные периоды своей жизни, но и в течение одного дня и даже часа. Об этом писали многие, в частности, А. Керн: «Трудно было с ним сблизиться. Он был очень неровен в общении: то шумно весел, то дерзок, то нескончаемо любезен, то томительно скучен, и нельзя было угадать, в каком он будет расположении духа через минуту..»
Родителей беспокоила угрюмость, молчаливость, уединённость, сосредоточенность маленького Пушкина. Вдруг в возрасте 7 лет в мальчике произошла резкая перемена: он стал резвым и шаловливым. В 12 лет в лицее он поразил всех своим ранним развитием, но бывал раздражителен, иногда необуздан. Пущин писал о Пушкине: «Характер его был неровный: то расшалится без удержу, то долго сидит неподвижно, задумается не по летам...»
Нестабильность настроения - это смена двух полярно противоположных фаз - фазы подъёма настроения и фазы его спада или депрессии. Уче-ныё-психологи, психиатры связывают развитие такого рода страдания чаще всего с наследственными факторами, а внешние факторы и жизненные обстоятельства, как правило, усугубляют это страдание и способствуют переходу в более тяжёлые расстройства. Трудно утверждать, но, возможно, по материнской линии, а мать Пушкина имела, по свидетельству современников, тяжёлый характер, - сыну могли передаться «колебания настроения».
Болдинская осень - ярчайшее проявление фазы необъяснимого творческого подъёма, когда осенью 1830 года А. Пушкин в очень короткий период времени завершает работу над «Евгением Онегиным», пишет «Повести Белкина» и «Маленькие трагедии», поэму «Домик в Коломне» и многие другие стихи (около 30). В письме к одному из самых близких друзей, П. Плетнёву, Пушкин очень ярко, можно сказать, классически описал своё состояние, соответствующее картине маниакальной фазы, т. е. фазы подъёма настроения: « Скажу тебе, что в Болдине я писал так, как давно уже не писал. Просыпаюсь в 6 часов утра. Принимаю ледяной душ. Пью кофе и, лёжа в кровати, пишу прозу и стихи. Причём делаю это так быстро, словно свои произведения не сочиняю самолично, а записываю под диктовку, не теряя ни минуты. А иногда я пишу бессонными ночами». В жизни Пушкина были ещё две «болдинские осени», когда он творил шедевры. В октябре 1833 года он написал «Медного всадника», «Пиковую даму», закончил «Историю Пугачёва» и «Сказку о рыбаке и рыбке».
Его современники, даже близкие люди, не понимали конституции психики поэта, часто ложно истолковывали эти резкие смены настроения. Например, брат его, Лев Сергеевич, говорил: «Должен заметить, что редко можно встретить человека, который бы объяснялся так вяло и несносно, как Пушкин, когда предмет разговора не занимал его.» А дело тут в том, в какой эмоциональной фазе находился Пушкин. Были в его жизни и депрессии, когда творчество как-будто замирало. Девятнадцатилетний поэт писал: «Огонь поэзии угас». Но периоды депрессии ещё неоднократно сменятся у него периодами подъёма настроения и творчества...
В последние годы жизнь А. Пушкина протекала, как принято говорить сегодня, в условиях постоянного, хронического стресса: конфликт с великосветским обществом, ссылки, доносы, поднадзорность, аресты и казнь друзей, иезуитская цензура, семейные неурядицы, постоянное безденежье, камер-юнкерский наряд, потеря взаимопонимания с единомышленниками. Проблема материального обеспечения семьи не давала покоя поэту. Тема эта периодически возникала в его переписке с Натальей Николаевной. Долги Пушкина к 1837 году составляли 138 000 рублей. Однако дома у него было сосредоточено колоссальное богатство - полный стол неопубликованных произведений. Лишь его смерть открыла доступ к рукописям и показала, что среди них, по словам Е. Баратынского, принимавшего участие в разборе архива, «есть красоты удивительные, новые и духом и формою, последние пьесы отличаются глубиной, силою». В. Жуковский писал: «Он лишён был наслаждения видеть Европу, ему нельзя было свободно ездить по России, своему избранному обществу читать свои произведения».
«Для вдохновения нужно сердечное спокойствие. А я совсем не спокоен». Это из письма Пушкина Плетнёву. Состояние тела и души - одна из наиболее сложных проблем медицины, но можно утверждать, что длительный психоэмоциональный стресс последнего периода жизни поэта мог сформировать у Пушкина тяжёлый депрессивный синдром. Медицинские исследования и наблюдения доказывают, что такое состояние нередко приводит людей к мыслям о самоубийстве. Стал ли Пушкин жертвой этого синдрома, сказать сегодня трудно, но информация к размышлению имеется. Как и версия о том, что автором пасквиля, послужившего причиной трагических событий, явился сам Александр Сергеевич... Пролить свет на это могли бы письма Пушкина к Наталье Николаевне или к П. Плетнёву, поиски которых продолжаются более полутора веков.
Мирный исход не предусмотрен
Но вернёмся к январским дням 1837 года. Зима в том году выдалась снежная, несмотря на ясную погоду; дули довольно сильные ветры. Так было и в тот роковой день 27 января, приближавшийся уже к 5 часам пополудни, когда в окрестности Петербурга на Чёрной речке Пушкин дрался на дуэли с Дантесом и был смертельно ранен в живот. Потом его жизнь продолжалась ещё целых 48 часов - двое суток физических и душевных мучений.
Условия дуэли были жёсткие: стреляться с 10 шагов из крупнокалиберных длинноствольных пистолетов «до смерти одного из противников», в случае безрезультатности выстрелов дуэль возобновлять, исключить использование мирного исхода поединка.
Не в первый раз Пушкин становился к барьеру, и не в его правилах было первым спускать курок. Ещё чаще дело не доходило до обмена выстрелами, а заканчивалось миром. Поединок с Дантесом был его 21 дуэлью. Пушкин часто в буквальном смысле «гонялся за смертью», «играл с ней в поддавки». Так было, когда он отправился на Кавказ, где шла война с горцами и друзья чудом спасли его от неминуемой гибели.
.. .Противники заняли исходные позиции и по сигналу Данзаса стали сближаться. Пушкин стремительно подошёл к барьеру и начал наводить пистолет. Дантес опередил его и выстрелил, не доходя до барьера. Пушкин упал лицом в снег. Но ещё не успело умолкнуть эхо выстрела, как раненый, чуть-чуть приподнявшись, потребовал своего права на выстрел. У Пушкина хватило сил твёрдой рукой навести пистолет и спустить курок. Увидев падающего навзничь Дантеса, он воскликнул: «Bravo!» - и потерял сознание, не зная, что только ранил противника в руку, которой тот прикрывал грудь.
Между тем кровь из раны Пушкина лилась обильно. Она пропитала шинель под ним и окрасила снег. Секунданты на руках донесли его до саней, уложили и поплелись по тряской дороге, потом пересадили в карету. По дороге раненый периодически терял сознание. В 6 часов вечера смертельно раненного Пушкина привезли домой. Камердинер поэта Никита Козлов взял его в охапку и понёс в дом.
Согласно воле Пушкина, его внесли в рабочий кабинет. Он сам велел подать себе чистое бельё, разделся и лёг на диван. Жена была его первой заботой: её надо было подготовить и снять с неё груз ответственности за происшедшее. Увидев Наталью Николаевну, Пушкин начал её успокаивать, говоря, что рана его неопасна, и попросил уйти.
Трагическая пушкиниана
Узнав о случившемся, в дом Пушкина стали съезжаться друзья. Прежде всех прибыли князь и княгиня Вяземские, Жуковский, Тургенев, граф Виельгорский и Плетнёв. Уже в те дни они понимали, что будущие поколения захотят узнать о Пушкине как можно больше, и каждый из них записывал, что видел и слышал, фиксировал каждое слово, движение, вдох, чтобы составить полное представление о последних часах жизни великого поэта. Эти воспоминания и письмо Жуковского к отцу поэта положили начало трагической пушкиниане...
Как медицинский документ история болезни А. Пушкина не велась. И это, конечно, было большим упущением врачей, собравшихся у постели умиравшего. При жизни о его ранении был написан лишь один, скорее, полицейский документ - донесение в полицию о состоявшейся дуэли между камер-юнкером Александром Пушкиным и поручиком кавалергардского Её Величества полка бароном Геккереном.
Город ещё только просыпался, а молва, что умирает раненый поэт, уже стремительно распространялась по Петербургу. В. Жуковский в вестибюле дома на Мойке вывешивал короткие бюллетени, последний состоял из пяти слов: «Больной находится в весьма опасном положении».
Вся «история болезни» Пушкина представляет собой протокол мужества. Доктор Арендт, который наблюдал много смертей на своём веку, сказал, не скрывая слёз: «Никогда не видел такого терпения». К лечению поэта были приглашены лучшие специалисты Санкт-Петербурга того времени. Кто же были эти врачи?
Руководил процессом лечения Н. Арендт - доктор медицины, опытнейший хирург с мировым именем, лейб-медик Николая I. Его приглашали повсюду: от него ждали спасения даже тогда, когда все медики произносили неумолимый приговор; К. Задлер - доктор медицины, главный врач придворного госпиталя; В. Штольц - профессор акушерства, он первый осмотрел рану Пушкина и перевязал его; Х. Саломон - доктор медицины, академик, профессор; И. Буяльский - доктор медицины, академик, профессор блестящий хирург; Е. Андриевский - доктор медицины первый президент Общества русских врачей, специалист по лечению перитонита; И. Спасский - доктор медицины, профессор, академик врач широкого профиля, домашний врач семьи Пушкиных; В. Даль - автор толкового словаря, писатель, в прошлом военный хирург, в 1833 году ушёл из медицины, он прибыл без приглашения и ухаживал за Пушкиным по праву дружбы.
Многоопытный хирург Н. Арендт, оказывавший помощь раненным в 30 боевых сражениях, сразу оценил безнадёжность положения Александра Сергеевича, и привычная маска врача - добродушная улыбка - сползла с его лица. Пушкин, этот проницательнейший из людей, мог и не задавать вопроса, но он всё же спросил, что думает Арендт о его ранении, и попросил отвечать откровенно, каково его положение. И прибавил, что какой бы ответ ни был, он его испугать не может. Арендт ответил: «Рана ваша опасна, и к выздоровлению вашему я почти не имею надежды».
Арендт сделал простейшие назначения больному: абсолютный покой, холод на живот и холодное питьё. Возможно, тогда же, боясь усилить внутреннее кровотечение, он отменил зондирование раны и отказался от мучительной и бесперспективной операции, что соответствовало золотому правилу Гиппократа: «Не навреди». Однако нарушил другое правило: «Окружи больного любовью и разумным утешением; но, главное, оставь его в неведении того, что ему предстоит, и особенно того, что ему угрожает». И не дал Пушкину ложной надежды на возможность исцеления. Через сто лет некоторые хирурги упрекнут Арендта за это. Однако следует ли осуждать врачей, не скрывших правду от раненого Пушкина? Видимо, незаурядность личности великого поэта не позволила им прибегнуть к утешительной лжи.
После осмотра раны Пушкина врачи сделали вывод: ранение проникающее, слепое, с повреждением мягких тканей живота, с многооскольчатыми переломами костей таза, раздроблением крестца. Н. Арендт выбрал консервативную тактику лечения. Больному давали лавровишнёвую воду, каломель, опий. Через 12 часов после ранения, в 5 часов утра 28 января, доктор Арендт обнаружил у больного явные клинические признаки перитонита, или воспаления брюшины (серозной оболочки, выстилающей стенки брюшной полости и органов), что подтвердили в своей записке Даль и Спасский, которые позже произвели вскрытие тела Пушкина.
Из воспоминаний П. Плетнёва: «Пушкин заставил всех присутствующих сдружиться со смертью, так спокойно он ожидал её, так твёрдо был уверен, что роковой час ударил. Почти всю ночь продержал он меня за руку, почасту просил ложечку холодной воды или крупинку льда, тёр себе виски льдом, сам снимал и накладывал на живот примочки. Собственно, от боли страдал он, по словам его, не столько, как от чрезмерной тоски. «Ах, какая тоска! - восклицал он, закидывая руки за голову, - сердце изнывает». Когда тоска и боль его одолевали, он крепился усильно и на слова мои: «Терпеть надо, любезный друг, делать нечего, но не стыдись своей боли, стонай, тебе легче будет» - Пушкин отвечал отрывисто: «Нет, не надо стонать, жена услышит». Пульс стал падать приметно и вскоре исчез вовсе, руки начали стыть». Ударило 2 часа пополудни 29 января, и в Пушкине оставалось жизни только на три четверти часа. Он открыл глаза и попросил мочёной морошки; когда её принесли, он сказал внятно: «Позовите жену, пусть она покормит». Наталья Николаевна опустилась на колени у изголовья умирающего, приникла лицом к челу мужа. Пушкин погладил её по голове и сказал: «Ну ничего, слава Богу, всё хорошо. Поди».
Из письма В. Жуковского отцу поэта С. Пушкину: «В течение этих ужасных часов он ни на минуту не терял сознания, его ум оставался ясным, светлым, спокойным. Он ни на что не жаловался, никого не упрекал, благодарил за любой пустяк. Всё, что он говорил жене, было ласково, нежно и утешительно, он ни от кого ничего не принимал, кроме как из её рук».
А. Пушкин простился с детьми. Малыши ещё спали, и их в одеялах, повинуясь его воле, приносили к нему полусонных. Он молча благословлял детей и движением руки отсылал от себя. Затем Пушкин пожелал проститься с друзьями. «Я подошёл, взял его похолодевшую протянутую ко мне руку. Поцеловал её, - вспоминал Жуковский в своём письме к отцу поэта. - Сказать ему я ничего не мог, он махнул рукой, я отошёл». По просьбе друзей Пушкин безропотно совершил обряд причащения, хотя и не был религиозен. Обратившись к своим книгам, он сказал: «Прощайте, друзья!»
Он уходил из жизни без пышных фраз, обращённых к потомкам. Всё, что хотел сказать, он сказал в своих произведениях. Впрочем, всё ли? Он уносил с собой великую тайну...
Кто-то сказал: притворяться можно во всём, кроме умирания. Смерть есть вещь серьёзная и однократная, и тут видно, кто чего стоит.
Почему его не спасли
Современники А. Пушкина пытались выяснить, можно ли было спасти великого поэта. Этому вопросу и в наше время было посвящено несколько исследований. Наиболее удачной попыткой воссоздать на научной основе историю болезни Пушкина была работа, предпринятая врачом-хирургом и историком Ш. Удерманом в 1970 году, которая сразу же стала библиографической редкостью. Был сделан вывод, что лечение А. Пушкина соответствовало уровню хирургической практики того времени.
У поэта было тяжёлое пулевое ранение брюшной полости, требующее экстренной, под общим наркозом, хирургической операции с иссечением повреждённых участков кишечника, восстановлением непрерывности кишечной трубки, удалением пули и множественных осколков повреждённых костей, восполнением кровопотери и дальнейшего интенсивного лечения, включающего в себя антибиотики, стимуляторы иммунитета и т. д. После проведения всех мероприятий шансы на выздоровление составляли бы 70 %.
Но даже сегодня, когда в большинстве областей медицины произошёл значительный прогресс, проблема гнойно-воспалительных осложнений - а у Пушкина рана осложнилась перитонитом - не только не решена, но стала острее. Кроме того, Н. Бурденко, С. Юдин, Б. Петровский и другие врачи, исследовавшие историю болезни Пушкина, моделируя ход раневого канала методами судебной баллистики и ссылаясь на опыт времён Великой Отечественной войны, подчёркивали тяжесть подобных ранений в связи с бурным развитием не только перитонита, но ещё и остеомиелита.
А. Пушкин получил тяжёлое, смертельное ранение, перед которым врачи первой половины XIX века были беспомощны. Вспомним некоторые факты из истории медицины. Ещё долго после гибели Пушкина операции на органах брюшной и грудной полостей находились под запретом. Во-первых, не было эффективной борьбы с болью. Только спустя 10 лет после смерти Пушкина появился эфирный наркоз. Во-вторых, не было мер борьбы с раневой инфекцией. Когда умирал Пушкин, великому английскому хирургу Дж. Листеру, создавшему учение об антисептике, исполнилось всего лишь 10 лет, а открывший пенициллин А. Флеминг ещё не родился. В 1895 году В. Рентгеном были обнаружены особые лучи, впоследствии названные его именем. И только в 1900-е годы была разработана методика безопасного переливания крови, что значительно расширило возможность хирургического лечения раненых. Таким образом, чтобы успешно выполнить операцию, которая требовалась Пушкину, должно было пройти по меньшей мере шесть десятилетий.
Однако жизнь гения русского народа требовала строго подхода, и к врачам, лечившим Пушкина, врачи-эксперты предъявили претензии, а именно: почему не была заведена история болезни или «скорбный лист», почему больному не измерялась температура, не назначались средства, поддерживающие сердечную деятельность, не фиксировались дозы назначаемых препаратов. Была осуждена тактика В. Даля, который поставил больному, и без того потерявшему много крови, 25 пиявок, в результате чего было дополнительно потеряно 250,0 мл крови. Не зря многовековой опыт медицины не рекомендует врачам браться за лечение родственников и друзей... По мнению же Даля, эта процедура на короткий период оказала даже благотворное влияние: пульс сделался ровнее, реже. Затрудняло лечение и вносило растерянность большое число ухаживающих за раненым поэтом. Серьёзным упущением было отсутствие письменного протокола результатов вскрытия тела А. Пушкина...
Всенародный поклон и царские страхи
«Трагическая смерть А. Пушкина, - вспоминал И. Панаев, - пробудила Петербург от апатии. Каждый считал своим долгом поклониться телу поэта. Это было похоже на народную манифестацию».
Толпы народа запрудили улицы. Перед гробом Пушкина прошло несколько десятков тысяч людей. Опасаясь антиправительственных выступлений, Николай I запутал и окружил тайной всю похоронную церемонию. Назначенный для отпевания Исаакиевский собор, о чём уже были разосланы извещения, неожиданно заменили на небольшую церковь...
Это были действительно народные похороны. Три дня гроб с телом поэта стоял в его доме. Попрощаться с ним пришли 32 тысячи человек. Отпевали А. Пушкина в Конюшенной церкви. После отпевания ещё три дня гроб Пушкина стоял в подвале церкви. Царь боялся, что народная любовь к поэту, может обернуться ненавистью к высшему свету.
Похоронили Пушкина на рассвете 6 февраля у стен Святогорского монастыря на Псковщине. Этот уголок земли для россиян священен.
Детективный постскриптум
Когда работа над статьёй была завершена, моё внимание привлёк ещё один «материал-улика» к вопросу о версии, что автором пасквиля был сам Пушкин. Обращалось внимание на особый сорт бумаги, на которой было написано анонимное письмо. На такой же бумаге Пушкин написал письмо Бенкендорфу 26 ноября 1836 года. И здесь нелишне напомнить, что брат Натальи Николаевны Пушкиной, Дмитрий, как раз занимался производством такого рода бумаги и периодически посылал её поэту. В июле 1836 года Пушкин обращается к Дмитрию Николаевичу Гончарову с просьбой прислать ему писчей бумаги разных сортов, так как его запасы закончились, и поспешить с отправкой. К ноябрю просьба была выполнена.
А что было делать Пушкину в тупиковой ситуации, в которой он оказался? Застрелиться? Можно. Но это признание бессилия перед обстоятельствами. Признание полного морального поражения. В конце концов, трусость. Всё это Пушкин оставил Есенину, Маяковскому, Цветаевой.
Наталья МАЦУЕВА, заслуженный работник здравоохранения Московской области, зав. кардиологическим отделением МУЗ НЦРБ, член Московского отделения Союза писателей РФ


Версия для печати